Эти болезни вообще можно отчислить к истерическим припадкам, к столбняку, к периодическому лихорадочному состоянию; но бывают болезни такого рода, которые придают болезни совершенно другой характер. Так автор видел следующие припадки, по видимому кажется совершенно не болезненные, но скоро обнаруживающие припадок или болезнь мозга. Например.
Одна женщина жаловалась, что она постоянно слышит разговор, в каждых часах, будь они стенные или настольные. В разговоре этом они обращаются или к ней самой или, толкуют между собою.
Один мужчина пожилых лет жаловался на то, что он не может слышать равнодушно пение петуха и действительно автор видел, что этот несчастный дрожал, когда услышал пение и едва успокоился и то по прошествии нескольких минут времени. Видеть он их тоже не мог без содрогания и всегда старался перебежать дорогу, завидев петуха или старался просто спрятаться, тогда как бедное животное вовсе невинное, которого даже мыши не остерегаются, вероятно не предполагало, что оно кому-нибудь так страшно.
Одна женщина, будучи старушкой лет семидесяти, со всей дряхлостью ее лет была в настолько болезненном состоянии, что не могла ни чем прокормить себя и питалась милостыней от страшного голода и жажды. Она могла съесть более одного каравая в один присест и выпить более одного ведра воды или квасу, лишь бы только где могла хлеб, воду или какую пищу другую получить или найти без молитвы или получить без упоминания слов: «прими Христа ради».
Эта старушка жила где то вне Москвы и, чтобы получить себе подаяние, соответствующее ее громадному аппетиту, исполняла гигантскиеработы; так, например, она могла без труда привезти воз дров, или принести на коромысле два ушата воды и в такие ее лета!
Автор видел и таких больных женщин, которые имели такие животы, что их можно было счесть беременными, если бы только можно было пдумать, что можно быть в беременности от 10 до 12 лет.
Автор видел таких страшных пьяниц, которые за рюмку вина готовы были выйти с ножом на большую дорогу, и для которых быть трезвым составляло болезненное состояние.
Можно видеть во многих провинциях и сейчас людей с огромными зобами под нижней челюстью, на вопрос у которых вы получите утвердительный ответ, что это было им сделано. У одного было спрошено, где и кто это сделал; он отвечал:
– Да вот видите ли батюшка, как было: в нашей деревне был известный киловяз Гаврюшка Петров, про него часто повсюду чуть не вслух поговаривали. Однажды по весне нам пришлось землю делить, кому какой клин достанется. И он тут был, мне бы и не надо было жарконько-то вступаться, а я признаться погорячился, ну крестьяне то на мою сторону и потянули. А это было не по нутру нашему Гаврюшке. Вот он вечером подошел к моему окну, да и говорит: напрасно, сват Илья, ты эвто дело говорит так круто повел, мотри што-бы после не каяться, да знаешь ты, на меня и дунь… А дело то происходило так: он был под окном на моей завалинке, а я то сидел на лавке в избе своей у окна. С той минуты у меня как начала ныть щека, как начала, так просто хоть святых вон вынеси, да и стало ее раздувать всё более и более… А вот уж теперь и не больно.
Пробовал ходить и к докторам, говорил рассказчик, но всё ничего нет пользы; говорят вырезать надо, да чего вырезывать то, ведь ядра нет, не нарыв какой.
Одна женщина довольно богатая рассказывала про себя следующее (она и сейчас в Москве):
«Я была замужем за торговцем сапожным и башмачным товаром, человеком весьма хорошим, любившем меня; мы жили хорошо. Но ко мне давно уже ходила одна знакомая NN, которую и муж мой часто видал; игрывали вместе в карты, попивали водочку и мало по малу, они между собою сблизились, как брат с сестрой, так мне казалось; между тем, их дружба, как после я узнала, дошла и далее мною предполагаемого; подруге моей я извинила бы более, чем моему мужу, потому что она старая дева; но дело не в том.
Коварная NN стала его часто приглашать к себе, от чего он не отказывался, заводила с ним попойки и карточную игру, и нарочно даже ездила к какому то ворожее, за Москву и оттуда за большие деньги выписав какого то зелья, начала его поить с целью отворожить от меня, и что же, ведь преуспела в этом, разбойница! Так сделала, что он и по нескольку ночей стал пропадать, стал равнодушен ко мне и наконец до того его отбила, что стала наконец ему прямо говорить о том, чтобы меня отравить – не отравить, а просто извести, чтобы я умерла незаметно и без подозрения, что от чьей-либо отравы; сам пред смертью сказывал. А сама то пусть хоть бы была какая-нибудь кралечка, а то рябая форма, смотреть страшно.
Я только молилась и более ничего не знала; и спасибо молитве, она спасла меня. Наконец он стал мне прямо говорить, что ему чрезвычайно неприятно жить со мною под одной кровлей, тогда как в разлуке со мною он меня и жалеет и обо мне думает… В этом состоянии он до того расстроился, что не стал уже обращать внимания на торговлю, дела пошли хуже; она у него стала выманивать большие суммы…. И сама всё внушала ему, чтобы он решился извести меня.