Молодой человек заморгал глазами, словно бы очнувшись от сна.
– Я думаю, – сказал он, – о маленькой итальянской лампе, которую видел сегодня на выставке у антиквара. Маленькая бронзовая лампа с золотой подставкой, изображающей змею медянку. Мне хочется включить ее в мою коллекцию… Мне кажется, я ее куплю…
Фейяр был так изумлен, что сразу не ответил. Эта беспечность ошеломила его. Он рассердился.
– К черту! – вскрикнул он, краснея. – Стоило мне так распинаться! Не знаю, как мне тебя изругать! Оригинал! Вот тебе: ты оригинал! Запомни!
– Фантазер, скорее! – с веселой улыбкой поправил его Морейль.
– Слушай, – посоветовал нотариус спустя минуту, – остерегайся графини! Поверь мне, старина! Нет, мерси, я не курю перед обедом…
Жан Морейль закурил папиросу и, выпустив дым колечком, попросил:
– Ну объясни же, что такое брачный контракт…
Экипаж остановился. Они вошли в кабаре.
Глава IV. Обри и его хозяева
Когда Жильберта сообщила тетке, что собирается пригласить к себе Жана Морейля, мадам де Праз ей не противоречила из осторожности. Помимо того что в ее привычки уже вошло ни в чем не отказывать племяннице, – это была традиция, которую она не желала нарушать, – она была рада тому, что обстоятельства позволяли ей поближе разглядеть этого неприятного претендента на руку Жильберты.
Жан Морейль был принят у мадемуазели Лаваль на правах близкого друга. Лионель воспользовался этим, чтобы, насколько позволяла ему вежливая холодность жениха Жильберты, установить с ним более тесное знакомство. Он старался бывать там, где бывал Морейль: на гольфе, теннисе, в фехтовальном зале. Но через несколько дней подобного рода слежка показалась ему если не смешной, то совершенно бесполезной, и он решил отказаться от нее, тем более что бывший метрдотель Обри следил за ним неустанно и не заметил ничего подозрительного в поведении молодого человека.
Лионель сообщил графине о своем решении. Но неожиданно он встретил в ней резкий отпор, тем более непонятный, что для этого не было никакой видимой причины.
– Я совсем недолго наблюдаю за Морейлем, – сказала она, – и уже составила себе о нем мнение. Я чувствую, я уверена, что он от нас что-то скрывает. Его задумчивость, его озабоченность что-нибудь да значат. В его жизни есть какая-то тайна…
– Какая же? – с раздражением воскликнул Лионель. – Говорите яснее, черт возьми!.. Ведь я…
– Мы узнаем какая, будь спокоен, – сказала мать. – В настоящий момент у меня всего только такое впечатление. Но мои впечатления меня редко обманывают.
Это была правда. Лионель часто преклонялся перед проницательностью матери.
– Я знаю, – сказал он, – у вас есть чутье. Боюсь только, что вы теперь свои желания принимаете за предчувствия. Черт возьми! Мне хочется, чтобы Жильберта стала моей женой, ведь у этой девчонки туго набитая мошна!
– Надо, чтобы ты на ней женился! – сказала мадам де Праз.
Лионель поглядел на нее довольно непочтительно.
– Да что с вами такое? «Надо, надо!»… Надо было бы, да! Но раз мы не можем убедить Жильберту в том, что Жан Морейль ее недостоин, нам придется придумать что-нибудь другое для того, чтобы она не вышла ни за него, ни за кого-нибудь другого! Я придумаю, будьте покойны!
– Нет! Нет! Это глупо! – воскликнула графиня.
– Честное слово! Вы меня смутили. Неужели я вас пугаю? Ведь я ничего не сказал!..
– Боже! Лионель, что ты такое подумал? Нет, нет! Я тебя ни в чем не подозреваю, дитя мое!
– Неправда!.. Я видел испуг в ваших глазах.
– Нет! Нет! Нет! Не верь этому, мой мальчик!
Она бросилась обнимать его, умоляя о прощении. Но он не менял своего каменного лица и не спускал с нее жесткого взгляда.
Она обвила руками шею сына и подняла на него полные любви бесцветные глаза.
– Не надо сердиться! – сказала она. – Тебе ничего не надо придумывать, мой мальчик! Уверяю тебя… Слышишь, уверяю тебя, что у Морейля что-то есть, что-то, что он от нас скрывает! А раз он что-то скрывает, то это скверно для него и превосходно для тебя!..