– Не разговаривайте, – тихо сказал он. – Я скажу, когда она уйдет. Черт возьми, вот и она! Пересекает дорогу… Идет прямо к нам…
Салли застыла; ей были слышны крики чаек, цокот подков, скрип проехавшей повозки, и вдруг – отчетливый, быстрый стук пары подбитых гвоздями ботинок. Они остановились не более чем в трех шагах от нее.
– Извините, сэр, – раздался голос, в котором одышка и хрип смешивались с каким-то странным пощелкиваньем.
– Что-что? Я вас не слышу. – Голос Фредерика звучал приглушенно. – Погодите минуточку. Я же выстраиваю композицию. Не могу вылезти, пока не закончу… Ну вот, готово. – Тут фотограф вынырнул из-под покрывала. – Я вас слушаю, мэм.
– Здесь не проходила молодая девушка, сэр? В черном?
– Проходила. Чертовски быстро. Необыкновенно хорошенькая, блондинка. Она?
– Уж конечно, такой пригожий молодой человек не пропустит красотки! Да, это она, сэр. Вы приметили, какой дорогой она пошла?
– Собственно говоря, она спросила меня дорогу на Суон. Мол, хочет успеть на рамсгейтскую почтовую карету. Я сказал ей, что у нее осталось десять минут, не больше.
– Суон? Где это?
Фотограф стал подробно объяснять, старуха нетерпеливо поблагодарила и припустила в погоню.
– Не двигайтесь, – тихо сказал Фредерик. – Она еще не завернула за угол. Боюсь, вам придется еще немного потерпеть это зловоние.
– Спасибо, – вежливо ответила Салли. – Хотя вам и ни к чему было так расхваливать меня.
– О боже мой! Хорошо, беру свои слова обратно. Вы такая же уродина, как она! Но объясните мне: что тут вообще происходит?
– Сама не знаю. Я запуталась в какой-то ужасной истории. Я даже не могу рассказать вам, в чем дело…
– Ш-ш-ш!
На дороге послышались шаги; они медленно приблизились, миновали палатку и затихли вдали.
– Толстяк с собакой, – объяснил Фредерик. – Ушел.
– А ее вы видите?
– Нет, она скрылась. Отправилась в Рамсгейт, и скатертью ей дорожка.
– Можно мне теперь выйти?
Он расшнуровал полог и откинул его.
– Спасибо, – сказала Салли. – Сколько я вам должна за использование палатки?
Фотограф широко раскрыл глаза и едва не расхохотался, но вежливость победила. Салли почувствовала, как краска стыда и смущения заливает ее щеки: она не должна была предлагать ему деньги. Она быстро отвернулась.
– Не уходите, – сказал Гарланд. – Я ведь так и не знаю вашего имени. Оно и будет мне наградой.
– Салли Локхарт, – ответила она, пристально глядя на море. – Сожалею, если я вас обидела. Я не нарочно…
– Вы меня нисколько не обидели. Только, знаете ли, не за все в жизни можно расплатиться деньгами. Что же вы сейчас намерены делать?
Салли почувствовала, что с ней обошлись как с ребенком. Это было не очень-то приятно.
– Вернуться в Лондон, конечно. И не попасться ей на глаза. До свиданья.
– Может быть, вы разрешите составить вам компанию? Я уже закончил и, если эта старая проныра опасна…
– Нет, благодарю вас. Мне надо идти.
И она пошла прочь. Ей было бы приятно ехать вместе с ним в поезде, но признаться в этом она не могла – даже себе. Она почувствовала, что маска беззащитности, которая так хорошо действовала на других мужчин, в данном случае не сработает. Вот почему она предложила ему деньги: чтобы быть с ним на равных. Но это тоже оказалось неправильным. И теперь Салли чувствовала свою полную беспомощность. И одиночество.
Глава четвертая. Мятеж
Никаких следов старухи на станции не было.
Разнообразили пейзаж только пастор с женой, три или четыре солдата и дама с двумя детьми. И Салли без помех нашла себе пустое купе.
Она подождала, пока поезд миновал станцию, и распаковала сверток. Он был перевязан веревкой и к тому же крепко запечатан сургучом, так что она сломала себе ноготь, пытаясь соскрести его. Но все-таки ей это удалось, и она достала книгу.
Это было что-то вроде дневника, довольно толстого и очень убористо исписанного. Он был грубо переплетен в серый картон, но прошивка частично истлела, и некоторые листки выпадали. Салли осторожно вставила их на место и начала читать.
На первой странице была надпись:
Повесть о событиях в Лакноу и Аграпуре в 1856–1857 годах, включая отчет об исчезновении рубина Аграпура и о роли, которую сыграло в этом дитя по имени Салли Локхарт.
Так это же она! И рубин…
Миллион вопросов заметался в ее голове, как мухи над столом с объедками, смущая ее и сбивая с толку. На секунду она закрыла глаза и собралась с мыслями, затем начала читать.