На противоположном берегу узкого залива на мысу раньше стояло стойбище Кинр-во, а мыс называется Кинр-во-вагр. Есть предание, в котором рассказывается о трагическом конце этого стойбища.
В стойбище жили шесть братьев, удачливых добытчиков. Случилось так, что все братья ушли на охоту. Дома осталась женщина с ребёнком в колыбели. В отсутствие мужчин на стойбище напал медведь. Он задавил всех цепных псов. Потом забрался в жилище братьев через томс-куты — дымовое отверстие на потолке. Зверь-разбойник задавил женщину, но ребёнка не тронул.
Вернулись с охоты шестеро братьев. По следам узнали о случившемся. Шестеро братьев, сильных и храбрых мужчин, пошли по следу медведя-злодея. Прошли они кустами, марью и на возвышении увидели зверя. Напали на него. Копьями пропороли, саблями изрубили на куски. И сказал самый старший: они не медведя растерзали, кинра — злого духа — убили. Обыкновенный медведь сам не нападает на человека.
Вернулись братья в стойбище, совершили обряд — похоронили женщину. И покинули своё стойбище и назвали его Кинр-во — «Селение кинра».
У Кинр-во в ложе залива заканчивается впадина, и отсюда идёт обширная отмель. А впадина начинается от мыса. По внешнему виду мыс очень похож на кита, вылезшего наполовину из воды.
Вот как в народе объясняют, почему в заливе есть впадина — фарватер и почему впадина не идёт до конца залива. Раньше залив был сплошь мелкий. В один из дней из моря в залив Чайво вошёл кит. То ли за стаей мелкой рыбы погнался, или какая другая причина заставила его войти в залив. Долго шёл морской великан, пробивая глубокое русло. Прошёл кит по заливу вверх. И всё бы обошлось благополучно. Но и тут на свою беду увидел кит на берегу беременную женщину. И тут же обернулся землёй-мысом. Нельзя смотреть на беременных женщин не только мужчинам, но и всему, кто имеет глаза. Иначе каждого ждёт судьба кита.
Там, где прошёл кит, появилось глубокое русло — фарватер. А за мысом отмель так и осталась, потому что туда не прошёл кит.
Южнее Кинр-во есть местечко Хой-вызф. Здесь перед сезоном рыбной ловли символически «кормили» духа рыбы хой — тайменя, чтобы дух направил эту рыбу в сети нивха. Когда какой-нибудь охотник или рыбак пристанет к этому берегу, он обязательно должен принести жертву, бросить в воду пищу богов: мос, клубни саранки, щепотку табака. Иначе, как считал нивх, ждёт его плохой сон — будут тревожить духи за непочтение к обычаям. И если тебя обойдёт удача в рыбалке — ругай самого себя.
НГА-БИЛЬ
Я люблю произносить названия вслух. Произношу по многу раз. Вслушиваюсь не только в смысл слов, но и в звуки, составляющие их. Слушаю, как стихи. Или музыку. Таинственные, они могут не только поведать что-то, но и вызвать определённое настроение. И лишь потому, что звучат так, а не иначе.
Как-то у меня собрались поэты. И я высказал им свою мысль. Разговор заинтересовал присутствующих. Среди моих гостей был армянский писатель Карпис Суренян, с которым меня познакомили накануне. Он вмешался в разговор и вот что рассказал.
Однажды французский писатель Люк-Андре Марсель присутствовал в Париже на вечере армянской музыки. После исполнения одной из песен композитора Комитаса писатель подошёл к пианистке и сказал: у народа, создавшего такую музыку, должна быть хорошая поэзия. И если так, хотел бы ознакомиться с её образцами. На другой день дядя пианистки, у которого нашлась поэма «Книга трагедий» средневекового армянского поэта Григора Нарекаци, прочитал писателю начало поэмы. Писатель внимательно прослушал и вдруг спрашивает: не о таком ли предмете говорится в поэме? — и… действительно угадывает содержание прочитанного. Собеседник изумлён до крайности и спрашивает: знает ли писатель древнеармянский язык? Последовал ответ:
— Нет, не знаю.
— Как же в таком случае вы поняли, о чём говорится в поэме?
— Я угадал по звучанию слов и по музыке стихов.
Кстати, эта встреча имела замечательное продолжение.
Люк-Андре Марсель так увлёкся поэмой, что изучил армянский язык и великолепно перевёл её на французский и издал отдельной книгой.
По-видимому, есть в звукосочетаниях почти неуловимая и трудно объяснимая прелесть, какая-то сила, вызывающая у людей, чувствительных к словозвучаниям и обладающих обострённым воображением, определённые ассоциации.
И я подобрал несколько названий. Среди них было название Нга-биль. Один из поэтов сказал, что не знает языка, в котором эти звуки имеют смысловое значение. Но тут же почему-то стал ходить взад-вперёд и беспрестанно с какой-то внутренней сосредоточенностью повторять слова: Нга-биль… Нга-биль… Потом остановился и, глядя куда-то мимо нас, вслух произнёс: «В них что-то есть. Что-то светлое, радостное, весеннее…»