— Расскажите мне о себе, — дружески попросил Александер, закрывая книгу и нащупывая сигарету. — Ради всего святого, как случилось, что вы оказались в такой Богом забытой стране, как Канада?
Она начала рассказывать. Сначала с трудом, потому что была робкой, но постепенно напряжение спало. Он помогал ей тем, что сам держался свободно.
— Я занимался гонками большую часть своего времени, с тех пор как стал совершеннолетним, — сказал он небрежно в ответ на вопрос о хобби. — Это адское занятие, если ты глубоко в это влез. Для человека, который хочет играть в шахматы со смертью и иметь обожженным пол-лица, которому нравится вылетать из несущейся машины и дышать запахом горелой резины, — для него все это нормально. Но если вам такие игры не нравятся, то большого удовольствия вы не получите. Я, например, получил всего уже достаточно.
— Что же, в таком случае, вы теперь собираетесь делать?
— Это зависит от того, как долго я проживу, — кратко пояснил он. — У меня больное сердце. Наверняка буду продолжать жить как жил, платя за это полной мерой, пока не упаду мертвым. Думаю, так и будет.
Сара не знала, что на это ответить. Она подумала, что этот человек вовсе не был таким уж спокойным и циничным, каким казался.
— Вам, наверное, представляется очень странным — вернуться сюда, — внезапно сказала она после паузы. — Вы рады, что приехали?
Александер повернулся к ней, солнце светило прямо в стекла его темных очков, и Сара не могла видеть выражения его глаз.
— Это приятно — опять увидеться с Джоном, — наконец сказал он. — Мы с ним разошлись в противоположные стороны. Я был в немалой степени удивлен, когда он позвонил и сказал, что хочет заключить мир… А причины для обсуждения были… Вам это известно? Или вы не в курсе?
— Я знаю, — солгала Сара без малейшего колебания. — Джон мне рассказывал.
— Он вам рассказал? Да, пожалуй, это в его стиле. — Макс машинально сгибал и разгибал уголок обложки. — Когда я узнал, что он вернулся в Клуги, я — ну, честно говоря, — я был ошарашен. Так ошарашен, что не мог удержаться и приехал, как только появилась возможность выяснить, почему он вернулся. — Суперобложка книги была слегка надорвана, и Макс решительно оторвал кусочек. В руке остался маленький желтый треугольник. — Я не знал, что Мэриджон жилет здесь.
— Джон очень хотел увидеться с ней перед возвращением в Канаду.
— Да, — сказал Александер. — Осмелюсь сказать, очень хотел.
— Джон мне все об этом рассказал.
Он опять пристально на нее посмотрел.
— О чем?
— О себе и Мэриджон.
— Я не знал, — сказал Александер, — что там было, о чем рассказывать.
— Ну… — Она смутилась и судорожно подыскивала слова. — Он рассказывал, как он ее любил, ведь они в детстве какое-то время воспитывались вместе.
Она было подумала, что он не собирается продолжать тему, но он вдруг спросил резким тоном:
— Что вы думаете о Мэриджон?
— Я…
— София ее ненавидела. Надеюсь, Джон и об этом вам рассказал. Начнем с того, что это, конечно, не имело никакого значения, потому что Джон был готов целовать землю, по которой София ходила, а для нее весь мир умещался в устричной раковине. Она могла говорить, желать и делать все. что взбредет в голову. Великолепная позиция для женщины, не правда ли? Увы, София не знала, как ей повезло. Она злоупотребляла своим положением, покуда в один прекрасный день не обнаружила, что уже не занимает вообще никакого положения, а поклонявшийся ей муж — совершенно чужой человек.
Александер некоторое время курил, наблюдая за прибоем, падавшим на скалы в нескольких ярдах от них. Волны жадно лизали гальку, устраивали водовороты вокруг скал.
— Мне было жаль Софию, — сказал Александер, помолчав, — и. думаю, только я один ее и жалел. Мэриджон ее презирала, Джон стал к ней абсолютно безразличен. Майкл… Бог мой, такие традиционные столпы общества, как Майкл, всегда смотрят свысока на маленькую сексапильную иностранку, которая имеет не больше представления о морали, чем котенок. Но мне было жаль ее. Под конец это было сплошным кошмаром. Представьте себе, она совершенно ничего не понимала и не знала, что делать. Я имею в виду, Господи Боже мой, — что же тут можно было сделать?! Не за что было зацепиться, абсолютно не за что. Она не застала Джона в постели с кем-нибудь, он не бил ее кнутом дважды в день. Не было ничего осязаемого, ничего такого, о чем можно было бы сказать: «Посмотри, это не то, что надо. Прекрати немедленно!» София вдруг обнаружила, что ее любящий муж плевать хотел на нее, а она даже не поняла, когда и как произошла эта перемена.
— Может быть, она это заслужила. Если она все время изменяла Джону…
— Господи, да ничего похожего… Она вела себя как испорченный ребенок — капризничала, дулась, жаловалась, но не изменяла ему. Она кокетничала с гостями, приезжавшими на уик-энд, а Джону приходилось периодически терпеть адские муки из-за ее вспышек раздражения и капризов, но она ему не изменяла. Да и какие возможности для измен были у нее, прикованной к этому месту у черта на рогах? И, кроме всего прочего, если заглянуть глубже, отбросив эти жалобы и нытье, она все-таки находила Джона весьма привлекательным. Приятно, когда тебя обожают и перед тобой преклоняются. И только когда София поняла, что потеряла Джона, она изменила ему, пытаясь таким образом вернуть его обратно.
Сара изумленно смотрела на Макса.
— А ему было наплевать. Она выставляла напоказ свою измену, но ему было все равно. Она была чертовски сексапильной, пытаясь опять соблазнить его, затащить в свою постель, ему же по-прежнему было все равно. Это было ужасным ударом для такой женщины, как София, чьим единственным оружием всегда была сексапильность и женственность. Когда она поняла, что и то и другое бесполезно, у нее ничего не осталось. Она дошла до конца своего пути, а ему и это было все равно.
— Он… — Слова застревали у Сары в горле. — Он должен был подумать о ней. Если он ее так любил…
— Ему было наплевать — Александер отбросил сигарету подальше, и горящий окурок зашипел, коснувшись водорослей. — Я вам расскажу абсолютно точно, что произошло, чтобы вы сами могли сделать правильный вывод. Я приехал в тот раз в Клуги на уик-энд с девушкой по имени Ева. У нас был роман. Я уверен, Джон вам представил дело именно так. Но здесь, в Клуги, наши отношения грозили сойти на нет. Мы приехали в пятницу вечером, провели неудачную ночь и на следующее утро яростно ссорились после завтрака. Не слишком хорошее начало для уик-энда у моря? После ссоры она заперлась у себя в комнате или сделала какой-то подобный драматический жест, а я вышел из дому, решив проехаться на машине вдоль берега, по дороге, ведущей в Сент-Ивс, или через холмы в Пензанс. Я рассчитывал, что за рулем приду в себя после неприятной сцены.
Я как раз садился в машину, когда вышла София. Вижу ее как сейчас! На ней были черные облегающие, как перчатка, брюки и то, что в Америке называют корсаж, — какое-то хрупкое сооружение, которое оставляет голым живот и выставляет верхнюю часть груди в количествах, превышающих пристойные. Волосы были распущены, они рассыпались по плечам в знаменитом стиле а ля Бриджит Бардо.
— О Макс, — сказала она, светясь улыбкой, — ты ведь едешь в Сент-Ивс? Возьми меня с собой.
Она сказала это таким тоном, что ее просьба звучала как приглашение лечь с ней в постель. Поэтому я сначала просто застыл в полном изумлении, а потом, когда, заикаясь, попытался выговорить «конечно» или что-то еще этакое, светское, из дома вышел Джон и позвал ее. Но она не обратила на него внимания, а скользнула на переднее сиденье и стала, изгибаясь, устраиваться поудобнее.
— София, — позвал он еще раз, подходя к машине. — Я хочу с тобой поговорить.
Она небрежно пожала плечами и сказала, что едет со мной в Сент-Ивс, чтобы купить моллюсков к обеду. Джон повернулся ко мне.