— Джозеф, — чуть позже обратился Торн к своему камердинеру, — ты думаешь, я ищу приключений?
Камердинер, тихий, уравновешенный мужчина, на десять лет старше Торна, одевал его с тех пор, как Торну исполнилось четырнадцать и он стал посещать двор и различные светские приемы. Между ними не было секретов.
Или вернее, существовало лишь несколько.
— Возможно, вы немного беспокойны в эти дни, сэр. С тех пор как решили не выходить в море.
— Мне следует жениться? — надев халат, задал вопрос Торн.
— Только когда вы этого захотите, сэр.
— А если я никогда не захочу?
— Мир не погибнет, если закончится род Айторнов, сэр.
— Это кощунство. Ты же знаешь, что я хочу жениться.
Робин прав — приманкой была семья. Торн подумывал поближе познакомиться с одной из сестер Кристиана, потому что ему нравилось это большое дружное семейство, но в брак нужно вступать по любви, а не по расчету.
— Мне нужна жена, чтобы управлять моими домами и встречать гостей на приемах, которые я устраиваю, — продолжал Торн, понимая, что уговаривает сам себя. — Нужен кто-то, кому можно покупать драгоценности, которые потом станут фамильными, кто-то, кто будет для продолжения рода вынашивать здоровых детей.
Детей, которых он будет учить ходить на лодках по озеру, которые будут играть в пиратов и Робина Гуда…
— Все в свое время, сэр. Вы найдете именно ту женщину, которая нужна.
— Надеюсь, так, — согласился Торн и зевнул. — Если жениться не на той, это будет ад на земле.
Глава 6
Айторн-Хаус, Лондон
Сентябрь 1764 года
— Сюда, мадам. — Служанка, нервничая, указала на-простую дверь в конце короткого коридора для слуг. — Он приведет вас к нескольким спальням, мадам, но они не все открыты для приглашенных. Потом поверните направо, и вы увидите гостей. — Хотя служанке уже исполнилось тридцать, она, как встревоженный ребенок, скрестила под фартуком пальцы. — Если вас поймают, вы же не скажете, что это я позволила вам войти, правда, мадам? Для леди Фаулер я делаю все, что могу, но мне необходимо это место. Этот дом совсем не такой плохой. Герцог держит свой грех где-то в другом месте. Здесь только выпивают и играют…
— Никто не узнает, что кто-то в этом доме помогал мне, — коснувшись локтя служанки, успокоила ее Белла. — Теперь возвращайтесь к своим обязанностям и вообще забудьте обо мне. Спасибо вам.
Служанка сделала реверанс и поспешно убежала. Белла, хотя у нее и не было намерения убегать, смотрела на дверь с таким же страхом, что и служанка. Она проникла в дом дворянина — если быть точной, герцога. И что еще хуже, она собиралась вторгнуться в избранное общество самых высокопоставленных аристократов.
От этой мысли Белла содрогнулась.
Леди Фаулер получила записку от служанки, напуганной тем, что герцог должен устроить у себя Олимпийскую пирушку, ежегодный безнравственный бал-маскарад для лондонской элиты. Слуг заставят одеться в непристойные одежды, что же ей делать? — спрашивала служанка.
Леди Фаулер увидела в этом прежде всего возможность разузнать самые страшные секреты тех, кто управляет страной и пишет ее законы. Для этого служанка должна была провести в дом одну из соратниц леди Фаулер — но кого? В итоге выбор пал на Беллу — или, вернее, на Беллону Флинт. Белла успешно осуществила свой первоначальный план и стала Беллоной Флинт — некрасивой угрюмой девушкой со сходящимися на переносице бровями и маленькой бородавкой на носу. Она сняла небольшой домик недалеко от леди Фаулер и проводила все свои дни в ее доме, копируя послания и по возможности оказывая всяческие услуги. Однако через пять месяцев Белла начала освобождаться от увлеченности этой леди, ее окружением и ее работой.
Леди Фаулер, несчастная женщина, получила от мужа прискорбную болезнь, подорвавшую ее здоровье; теперь она была почти прикована к кровати и, возможно, тронулась рассудком. Ее послания переросли в скандальные призывы, а теперь она затеяла опасную игру, провозглашая гневные, обличительные тирады на политические темы. Многие из ее стаи разочаровались в ней, но они были робкими птичками, не способными протестовать. Белла робкой не была, но не знала, что делать, и подумывала, не уехать ли.
Сейчас, стоя перед дверью, ведущей к опасности, она жалела, что еще не сделала этого. Но раз уж так получилось, ей хотелось взять верх над сестрами Драммонд.
Эти недавно прибывшие ирландские сестры были птицами совсем другого полета. Хелена и Оливия Драммонд имели клюв и когти и были полны идей для демонстративных выступлений. Они уже организовали шумный протест у дома мадам Корнели, где проходил один из венецианских маскарадов. Прочитав записку служанки они немедленно ухватились за идею проникнуть на пирушку и решили, что туда отправится Оливия.
Белла настолько встревожилась из-за того, что они могли сотворить, что вызвалась взяться за эту задачу, совершенно забыв, каким человеком была Беллона Флинт. Оливия и Хелена, обе вызывающе красивые, подняли Беллу на смех, усомнившись в ее способности вести себя соответствующим образом. Разгорелся горячий спор, и в конце концов Белла пустила в ход козырную карту — опыт участия в светских маскарадах.
Прибыв к леди Фаулер, Белла рассказала историю Беллоны Флинт, придерживаясь как можно ближе своей собственной, умолчав только о похищении и добавив несколько лет к своему возрасту: Беллона была из семьи джентри, но с ней обошлись жестоко, когда она отказалась выйти замуж за отвратительного человека, которого выбрал для нее отец; ее спасло скромное наследство, полученное от пожилой родственницы.
Таким образом, теперь она смогла совершенно правдиво заявить, что побывала на двух светских маскарадах — один раз как Бетси, молочница, а другой — в образе королевы Элеоноры Кастильской. Она знала, как вести себя — как играть свою роль и как разговаривать с другими, и леди Фаулер присудила победу ей.
Чего не знала Белла, так это того, что на Олимпийские пирушки все являются в античных нарядах. Политики носят тоги, а военные — греческие или римские доспехи. Замужние леди одеваются богинями, а незамужним положено изображать полураздетых нимф.
Если бы Белла об этом знала, то, возможно, никогда бы не добивалась этой роли, но, получив ее, она не нашла в себе мужества отказаться и теперь не могла позволить себе оробеть. Для уверенности она поправила свой абсолютно черный парик и скрывающую лицо маску — никто никогда не узнает ее в этом ужасающем виде.
По традиции нарядом нимфы было только легкое платье без рукавов, но Белла надела под него сорочку, отрезав, правда, рукава. Никогда прежде Белла не выставляла на всеобщее обозрение оголенные до плеч руки — и голые ноги тоже.
Она хотела надеть чулки, но было понятно, что с изящными греческими сандалиями ничего из этого не получится.
Леди Фаулер или сестры Драммонд — Белла не могла сказать, кто именно, — объявили, что она будет Келено, одной из плеяд, нимф, превращенных в звезды после жестокого нападения бога Ориона.
— Наглядный символ жестокости мужчин! — заявила леди Фаулер в своем сверхдраматичном стиле.
Итак, звезды у Беллы были на сандалиях, на синем поясе, стягивавшем ее белое платье, и на парике. Последние не причиняли ей беспокойства, но ей не нравились те, что были почти на пальцах голых ног. Она нервничала не только из-за своего костюма, но и потому, что без разрешения проникла в дом знатного человека, а за это, учитывая жестокую несправедливость законов, защищающих дворянство, ее, вероятно, могли повесить.
Молясь, чтобы там были и другие девушки, одетые еще откровеннее, чем она, Белла взялась за ручку, быстро открыла дверь и выглянула в коридор. Там начинался мир герцога: сияющий пол коридора покрывала ковровая дорожка, на стенах, окрашенных в нежный зеленый цвет, висели акварельные пейзажи.
На мгновение она подумала, что попала не в тот дом. Герцог Айторн слыл распутником, но здесь не было ничего непристойного или пошлого. А когда откуда-то из глубины особняка до нее донеслись тихие звуки, Белла пришла в полное замешательство. Она услышала приятную музыку, а не визги или грубый смех, хотя народ съезжался уже в течение часа.