- Была, Ирена. Мы развелись почти восемь лет назад. Я всегда для нее был ученым-занудой, для которого на первом месте наука, а не она. - Люсьен говорил спокойно, без раздражения, но и без особого удовольствия. Он до сих пор был опечален их разрывом. - За время совместного проживания у нас появился общий сын. Но Ирена забрала его вместе с собой в Нью-Йорк, где она сделала карьеру актрисы. А вот Сашка поступил в Колумбийский университет в этом году. Мы иногда созваниваемся по скайпу, но, к сожалению, мне этого недостаточно. Я очень скучаю по нему.
Люсьен поставил на стол каждому по тарелке супа. Пахло от жижи весьма аппетитно, поэтому я принялся сразу зачерпывать ее ложкой и шумно всасывать в себя. И все-таки суп оказался несоленым, но я вежливо промолчал. Без соли он не становился менее вкусным.
- А как ты и Рами познакомились? - мужчина присел рядом. Он взял кусок хлеба и, смазав его кетчупом, положил на него второй, сделав из них своего рода бутерброд. Я же по своей детской привычке покрошил хлеб в жижу. - Он у нас немного нелюдимый. Да, Рами? Друзья - это хорошо. Друзья всегда придут на выручку, всегда поддержат. Да и вообще с друзьями жить гораздо веселее.
- Не всегда помогут и не всегда поддержат. Не ври.
- Тоже правильно, - Люсьен задумчиво погладил свою короткую, но густую бороду. - Просто хочется так думать. Даже с друзьями ты всегда будешь одинок. Но не так одинок, как без них, согласен?
- Хн.
- Ну, однажды я с ним просто заговорил. А потом стали постепенно общаться. Пока мы не настолько близки, чтобы зваться лучшими друзьями. Но я стараюсь делать все возможное, чтобы в ближайшем будущем статус наших отношений «хорошие знакомые» сменился на «товарищи». - Я поболтал ложкой в тарелке, встревожив порезанную кубиками картошку.
- Эх, молодежь! Вот когда я был вашего возраста...
- Нет, прошу, только не начинай, я в свое время натерпелся твоих душещипательных историй по самое горло.
- Рами, ты такой жестокий. Но, может все-таки Дан захочет послушать парочку из них? А то за две недели я и вовсе занемог без общения.
- Я не против, - поддержал я Люсьена. - А еще вы обещали рассказать мне, что там говорил про меня Рами.
Рами нахмурился, кольнув меня взглядом, точно булавкой.
- Нет, давайте-ка мы лишнюю болтовню отложим на потом, а сейчас, если все набили свои животы до отвала, займемся делом, - настаивал он на своем. - Мы ведь не просто так ехали к тебе в гости столько часов, а за важной информацией!
- Рами, к чему такая спешка? Вы можете пока расположиться, отдохнуть.
- Человек погиб. Подруга Дана, которая училась с нами в одном классе.
Люсьен сменился в лице - его черты стали жестче, чем мгновение назад.
- Хорошо, я понял.
Мы прошли в комнату, которая служила Люсьену личным кабинетом и заодно спальней. Так как квартира обладала скромными габаритами, без претензии на роскошь, приходилось застенчиво ютиться и не жаловаться на недостаток квадратных метров. Как говорится, в тесноте, да не в обиде.
Помещение было, скажем, не самым благоустроенным, напоминая барахолку. Ламп было много, но почти все были в нерабочем состоянии. В основном освещением комнату обеспечивали торшер и свечи, поэтому в воздухе висела сутемь, окутывающая нас неосязаемым флером. Ситуацию лишь усугубляли темно-серые полотна на гардинах. В целом интерьер был выполнен в духе лофт, однако сильно загроможден различными деталями: книгами, кипами газет, различными склянками с разноцветными жидкостями, непонятным оборудованием и тому подобным.
Массивный письменный стол из цельного дерева стоял прямо посреди комнаты, и он находился в совершеннейшем беспорядке - рядом с ноутбуком и документами валялись грязные тарелки, кружки, апельсиновые корки, коробки из-под конфет. И как в таком бардаке вообще можно работать? Я обошел стол, наткнувшись на сервант из красного дерева. Помимо аутентичных глиняных горшков и кувшинов стояли семейные фотографии. Я перевернул одну из них, обнаружив надпись каллиграфическим почерком: «Ирена, я и наш любимый сын Саша, 1995г.». На одной из полок я нашел музыкальный калейдоскоп с рулеткой и костями "The Gambler" и ювелирную шкатулку, в ней оказались часы для персонального пользования марки «Полёт», в экспортном исполнении - «Sekonda», которые были произведены еще в 80-х годах.
На кирпичных стенах так же висело много картин в жанре тромплей[1] и ванитас[2], порой мрачных, внушающих какой-то неизвестный доселе страх и благоговение; несколько почетных грамот и благодарностей, принадлежащих Люсьену, которые он заслуженно получил за научные труды; и электронно-механические часы "Янтарь" с олимпийской символикой.