– Папочка, ты ведь правда любишь Д.К., верно, папочка? – проговорила Ингрид, предварительно осушив одним глотком стакан апельсинового сока. – Ведь никто, кроме тебя, не оказывает ему помощи в ночных сражениях.
Резким движением отец подцепил на вилку ломтик бекона.
– Чей это трехколесный велосипед у черного хода?
Майк неловко заерзал.
– Ты знаешь такого сопливого мальчишку с другого конца улицы? Сэмми Эгберта?
– Каким образом этот трехколесный велосипед очутился у нас в доме?
– Я взял его в качестве залога. Под заем в два доллара.
Джордж Рэндалл застонал, потрогал ребра и предпочел не углубляться.
Майк пояснил:
– Риск по этой ссуде слишком велик. А велосипед почти ничего не стоит.
– В три тридцать утра эта ссуда повлекла за собой еще больший риск. Повыше, чем ты думаешь.
Пэтти сняла фартук. На ней уже был надет костюм лавандового цвета, чтобы идти на работу.
– Слушайте, вы, мужчины, эту ночь вы занимались не делом. Д.К. сегодня вечером будет работать на ФБР. Ему надо будет тайно передать сообщение в здание фабрики.
– Только никому ничего нельзя рассказывать, – добавила Ингрид. – Эти сведения конфиденциальны.
– Надеюсь, – произнес Джордж Рэндалл, поставив на стол чашку кофе. – Это заведение просто свихнулось. Начисто свихнулось.
– Зик так и сказал, что у них все с ума посходили, – объяснила Ингрид, – но другого выбора нет. И, как сказал Зик, ФБР без колебаний использует нестандартные методы, если иначе нельзя распутать дело.
В глазах Джорджа Рэндалла появилась хитринка.
– А вдруг им захочется взять Д.К. в Вашингтон на штатную работу в центральный аппарат? Мне будет жаль с ним расстаться, но как американский патриот, я чувствую…
– Папа! – воскликнула Ингрид.
– Взгляните-ка на него! – Все повернули головы. Посреди заднего двора у маленькой норки сидел Д.К. и внимательно ее изучал. – Не знаю, как ему удается сохранить нос, ведь он все время суется в сусликовые норы. Между прочим, за те пять лет, что он тут живет, он не поймал ни одного суслика. Ни единого! А если я увижу, что кто-нибудь из вас кормит того, второго кота… Что бы с ним сделать? Нельзя ли заложить под него мину?
Майк мотнул головой в сторону двора.
– Рано или поздно там кто-нибудь сломает ногу, если мы не придумаем чего-нибудь с этими сусликами. Мне пришло в голову…
Отец обильно мазал тост джемом.
– Сколько за идею?
– Пять долларов.
– Два.
– Три.
– Хорошо, пусть три, но при условии, что мы избавимся от всех до единого сусликов.
Они пожали друг другу руки, как делали множество раз с тех пор, как Майк, от горшка два вершка, заключил первую «сделку» такого рода.
– Папа, а ты случайно не знаешь, где можно сбывать улиток? Я тут поразмыслил кое над чем. Мы бы заработали на этом целое состояние.
– Их едят во многих местах, – заметила Пэтти.
Майк покачал головой.
– В нашей округе этот товар с трудом пробивается на рынок.
– Майк, – обратилась Ингрид. Услышав нежные интонации в ее голосе, Майк мгновенно насторожился. – Мне надо пять долларов…
– С тобой риск весьма велик. Мне придется счесть залогом твой телевизор и начислять десять процентов. Но это на восемь процентов годовых меньше, чем требуют универмаги при продаже в кредит.
– Ты хоть раз, – твердо произнесла Пэтти, – в состоянии помочь сестре просто так, без процентов?
– А почему?
– Да потому, что ты ее любишь.
– Какое отношение ко всему этому имеет любовь?
– Майк!
– Мне нужно бережно относиться к деньгам. Иначе кто окажет ей же материальную помощь в старости? Ну ладно, только ты воспитываешь у меня дурные привычки. – Он нехотя вытащил из бумажника пятидолларовую купюру.
– Сделка века! – выпалила Ингрид. – Можно подумать, что я просила миллион.
– Базовый экономический принцип остается одним и тем же, независимо от суммы. – Майк повернулся к Пэтти. – Ты разрушаешь систему. Мистер Уолтон говорит на уроках, что наша система свободного предпринимательства построена на наличии денежной массы в обращении, кредит основывается на гарантированном обеспечении, а процентные ставки…
Пэтти выдернула из сети электрокофеварку.
– Когда я увижу мистера Уолтона, я принесу ему свои извинения.
– Если ты и дальше будешь ставить мне палки в колеса, я займусь археологией. Знаешь, что это такое? Наука, которая занимается тем, что выкапывает что-нибудь старенькое и придумывает подходящие к случаю истории.
Ингрид вздохнула.
– Может быть, папа добудет тебе должность комика-эксцентрика. – Она подлила себе молока. – Джимми берет меня на классный вечер. Он пригласил меня вчера в конце дня.
– Что ж, рада за Джимми. – Пэтти знала, что Ингрид чуть ли не сна лишилась в ожидании этого приглашения. С деланной легкостью Ингрид продолжала:
– Потом мы решили, что объединимся с одной-двумя парами и поедем на пляж в Ньюпорт-Бич. В Диснейленде будет такая толкучка!
Все разом смолкли. Тиканье часов с кукушкой, казалось, предвещало взрыв. Слышно было, как на улице по гравию шуршат шины. Все, кроме Ингрид, перестали есть.
Майк поглядел на отца.
– Я бы не советовал ей это делать. Там происходят страшные вещи. Я читал…
– Не твоего ума это дело, – произнес Джордж Рэндалл.
– А я не хочу, чтобы она опозорила семью.
– Майк, прошу тебя! – Пэтти повернулась к Ингрид. – Не думаю… – Фраза повисла в воздухе. Обсуждать вопрос было несвоевременно. Ингрид подняла голову.
– Папа, скажи же что-нибудь. Можно мне ехать или нет?
– Тебе семнадцать. Решай сама.
– Когда ты так говоришь, значит, нельзя, только я сама должна это сказать.
Отец аккуратно сложил салфетку.
– Если ты спрашиваешь меня, одобряю ли я эту идею, то я отвечаю – нет. Я не считаю правильным, когда класс разбивается на группки, и я не в восторге от поездки двух или трех парочек среди ночи на маленький курортный пляж.
Ингрид с шумом уронила вилку на тарелку и встала.
– Я пообещала Джимми, что поеду. Если не поеду, он выберет другую. А если он это сделает – просто умру!
– А если я поговорю с ним…
– Папа! Папа! Брось свои допотопные привычки.
В дверь позвонили, потом стали громко стучать.
– Интересно, кто бы это мог быть? – вслух спросила Пэтти и помчалась открывать.
В дверях стоял мальчик лет шести с взъерошенными волосами, курносым носиком и измазанным подбородком.
– Я хочу посмотреть на своего кролика.
– На своего кролика? – разозлилась Пэтти.
Майк закричал из-за стола:
– Давай заходи, Мервин.
Мервин по-деловому прошагал через гостиную туда, где все завтракали.
– Твой кролик прогуливается на заднем дворе, – сказал Майк.
– Спасибо.
– Приходи в любое время, – продолжал Майк. – Когда хочешь. Я за ним хорошо ухаживаю. А с тебя начисляю десять центов в день на его питание.
Как только Мервин ушел, Джордж Рэндалл бросил тяжелый взгляд на Майка.
– Слушай-ка, я ведь ничего об этом не знаю. У тебя тут, оказывается, настоящий ломбард!
– Я скопил почти пятьсот долларов. И собираюсь собрать деньги на весь первый курс колледжа. Тебе, папа, не придется потратить на меня ни цента.
На улице требовательно загудела машина. Ингрид смахнула слезу, собрала учебники и, нагнувшись, поцеловала отца.
– Я люблю тебя, папа.
Она выбежала через парадную дверь и помчалась к машине старомодного вида. Джимми сказал: «Привет!», и она ответила: «Привет!» Не переводя дыхания, она скользнула на сиденье.
– Эй! – раздался голос по ту сторону улицы. Это, улыбаясь, подходил Грег. – Решила меня бросить?
– Простите, Грег. Я собиралась забежать и предупредить. Я просто позабыла. Теперь по утрам меня будет подвозить Джимми. Через неделю у нас классный вечер. Нам надо столько обсудить. Представляете? Остается всего неделя. Но я должна была заранее сказать вам об этом, Грег. Это Джимми Уайльдер. Грег Болтер. Вы так заботливо относились ко мне, Грег. Я никогда не забуду, как вы подвозили меня по утрам, и как мы беседовали, и как это было для меня важно. Никогда.