Алена очень любит лепить из пластилина, читать и слушать аудиокниги. Еще у нее множество подруг, с которыми она часами разговаривает по телефону:
– У нас трудовичка на самом деле химичка! Она как наш Саша – любит все взрывать! И еще хорошо шьет юбки! Фартук ей неинтересно! Она фартук сделала, но потом его на химии прожгла!.. А еще она… убью!.. бросает через прутья опилки!.. Это не она, это кролик бросает!
Саше – семь.
В свободное время он пытается сделать робота из железной банки, топит в воде батарейки, чтобы получить электрическую воду, или играет сам с собой в шахматы. Сам у себя выигрывает и восклицает: «Вот осел-то! Вот осел! Играть не умеет!» Еще Саша очень занудно все объясняет. Например, разобьет чашку и так долго освещает все обстоятельства происшедшего, что все уши зажимают.
– Все! Не объясняй больше! – говорит папа тоскливо. – Я понимаю: ты спас нашу семью от напавшей чашки.
Косте – пять.
Он любит смотреть взрослые фильмы и делать из них философские выводы. Например, такие:
– Ты знаешь, кто такие инкассаторы? У них сильные жилеты. Бандиты их пытаются прострелить, а пули отталкиваются от жилетов и попадают насмерть в бандитов. Поэтому, когда инкассатор встречает бандита, он кричит: «Стреляй! Стреляй в меня!» А бандит, если умный, отвечает: «А вот и не буду!» И тогда инкассатор огорчается и отдает ему все деньги.
Недавно кто-то рассказал Косте о микробах, что они очень маленькие и вообще повсюду. Теперь ему везде мерещатся микробы. Пытаясь затопить их, он наливает в дырочки в полу подсолнечное масло или рисует для Риты поучительную картину: «Яичница ловит микробов».
Рите – три.
Недавно она заговорила и теперь говорит даже чуть больше, чем всем хотелось бы. Это круглая хозяйственная девочка, влюбленная в своих братьев и выполняющая при них функцию добровольного секретаря.
– Туалет занят! Я в нем! – кричит через дверь Костя.
– Туалет занят! Он в нем! – в восторге повторяет Рита.
– Булочку никому не трогать! Я ем булочку! – предупреждает Саша, которому нужно срочно закопать в горшке с маминой любимой фиалкой дождевого червя, чтобы он размножался и делал землю.
Рита всплескивает руками, прижимает руки к груди.
– Булочку никому не трогать! Он ест булочку! – повторяет она, забывая, что «не трогать» говорится вообще-то ей. Рита полностью растворена в Саше и его интересах и даже жует точно так же, как и он, хотя он ест булочку, а она работает челюстями вхолостую.
Вечером в середине апреля вся семья Гавриловых сидела за столом и пила чай.
– Скоро закончится весна и будет лето! – мечтала Алена. – Самого последнего мая в двадцать три пятьдесят девять я хочу выйти на улицу и закричать: «Ура! Лето!» Я уже с тремя девчонками договорилась. Мы все сразу заорем!
– Что? Прямо хором? – заинтересовался папа.
– Хором не получится. Лариса на балкон выскочит, ее на улицу не пустят.
Ощутив под ногами шевеление, Катя заглянула под стол. Там на четвереньках сидел Саша и что-то, пыхтя, делал.
– Не мешай! Я насыпаю сахар возле муравьиных норок! – предупредил он.
– А-а-а! – заорала Катя, пытаясь сгрести его за ухо. – Норок! Так вот почему по мне ночью муравьи ползают!
Саша вырвался и вскарабкался на самый верх шведской стенки, где у него лежала заблаговременно припасенная тапка, чтобы отбиваться от сестер, если они будут его стаскивать. Однако Катя стаскивать его не стала. Она ела шарлотку, и ей было лень надолго отвлекаться.
– Сашенька! Утешение души моей! Бальзам моей глубокой старости! Сгинь с глаз моих! – устало сказала она и вернулась к столу.
– А ты глупая! Вы все глупые, потому что ни муравьев не кормите, ни пауков, ни сколопендр! А им всем, кстати говоря, тоже есть надо! – заорал ей вслед Саша.
Катя пожала плечами.
– Кто б говорил! А ты… ты друга своего лягушке отдал! – заявила она.
Саша смутился. Осенью он завел себе дождевого червяка, не того, что жил сейчас в фиалке, а другого. Этот червяк был его лучший друг. Обитал в банке. Саша его каждый день доставал, клал на ладонь и проверял, беременный червяк или нет. А потом как-то в плохом настроении взял и скормил его шпорцевой лягушке.