Утром, отоспавшись, выходил Семен Федорович за переделы монастыря, затем поднимался на колокольню одного из соборов, и в бинокль оглядывал окрестности. Иногда Щукин задумывался, почему ОГПУ не спешит с выполнением поставленных перед ним задач. Неужели, там не предполагали, что у них мог завестись — "крот", сообщивший о планах захвата Югско Дорофеевой пустоши.
Днем Щукин по-прежнему обучал монахов. Заставляя их перемещаться в коридорах зданий так, чтобы не возникало непредвиденных ситуаций.
Вечером на восьмой день из Рыбинска приехал Егор Тимофеевич. Несмотря на все протесты архиепископа, убедил крестьянина в том, что бы он покинул монастырь, у них ничего не вышло.
— Да, что я не русский что ли, — орал он, размахивая руками, — да, что я не православный, чтобы обитель на разорение антихристам отдать. Дайте мне оружия, и я до последней капли защищать буду.
Пришлось выделить Егору Тимофеевичу келью рядом с Щукиным. Вот тогда облегченно Семен Федорович вздохнул, поняв, что вовремя уложился в строительство землянки.
Девятый день в прошлом.
Щукина разбудил набат. Он протер глаза и вскочил с постели. Оделся и вышел в коридор. Там держала в руках винтовку, уже стоял Егор Тимофеевич. Рубаха вылезла из штанов, ноги босые, борода взлохмачена.
— Началось, — пробормотал крестьянин, который казалось, за последние часы просто постарел. Семен Федорович теперь не сказал бы, глядя на него, что они ровесники. — Скорее к бойницам, — произнес старик.
Щукин покачал головой. Затем посоветовал одеться, дескать, в таком виде смерть принимать зазорно. Крестьянин на секунду задумался, затем посмотрел на рубаху, штаны и босые ноги, тяжело вздохнул.
— Вы правы, Семен Федорович, — согласился он, — ох, как правы.
Вернулся в свою келью. Щукин проводил его взглядом, и направился на монастырский двор.
В бирюзовом утреннем воздухе громко надрывался монастырский колокол. Этот звук, ранее они были совершенно другими, и тот, что звал в молельню, и тот, что призывал к трапезе, пробирал аж до печенок. Семен Федорович осенил себя крестным знамением. Вновь бросил взгляд на небо, словно пытаясь рассмотреть там какой-нибудь знак. Но вынужден лишь был проворчать сердито и недовольно. Вместо лика богородицы или еще чего-нибудь сверх естественного там, словно голодные грифы, прилетевшие отведать человеческого мяса, кружили вороны.
Черный ворон, Что ж ты вьешься, Над моею головой…Это Щукин произнес вслух. И от слов своих же ему вдруг стало тревожно. То ли набат сыграл какую-то роль, то ли кружащие в небе птицы, но Семен Федорович на секунду задумался, а что будет, если он погибнет? Мало ли как бывает. Случайная пуля, маленький камушек, отколовшийся от монастырской стены, да мало ли еще что. А если он умрет здесь, в не своей эпохе, что будет тогда со всеми там в будущем? Неужели Геннадий этот вариант не предвидел. Хотя зять умолял его не вмешиваться. Но можно ли было предположить, что события затянут Семена Федоровича в водоворот. Теперь Щукину казалось, что по-другому он просто не мог бы поступить.
Мурашки по спине пробежали. Будто ветерком могильным подуло.
— Бред, — проворчал Семен Федорович, направляясь к центральной башне крепости.
Только стоя на колокольне, под сводами деревянного шатра ему, наконец, удалось окинуть взором поляну между рекой и обителью.
Там внизу, на приличном расстоянии, словно орда Тохтамыша, рассредоточились регулярные милицейские части городов Мологи и Рыбинска. Привезенные на четырех грузовиках АМО-Ф-15, в сопровождении легкового автомобиля НАМИ-1, они выстроились в линию в ожидании начала боевых действий. К тому же, двумя колоритными точками выделялись на этом фоне два стареньких броневика, явно прошедшие все тяготы двух последних войн.
"Интересно, и для чего понадобилось все это? — вдруг подумал Щукин, — Достаточно было без предупреждения, и всей этой бравады овладеть монастырем. Или руководителям ОГПУ этого не достаточно, и те решили просто морально надломить дух осажденных. Давая им понять, дескать, что вы с вашим Богом сделаете против нас? М-да".
Его спины коснулась рука, и голос настоятеля произнес:
— Началось!
Священник отошел в сторону, достал из небольшого углубления в стене бинокль. Вглядывался минуты две-три, потом молвил, твердым как камень голосом.
— Мне об их появлении доложил дежуривший на колокольне отец Кирилл. И лишь тогда я повелел поднять тревожный набат. Хорошо, что мы были к этому готовы. Хуже если было бы на оборот. Спасибо тебе сестренка, что предупредила. — Он возвел глаза к небу, и вымолвил с грустью в голосе: — и все равно боже, это неожиданно.
Что-то фальшивое было в словах священника. Щукин вдруг заподозрил, что сестренкой, тот мог просто назвать женщину, с которой монах, будучи еще светским человеком или юнцом безусым коротал, холодные вечера.
Между тем настоятель вернул бинокль в нишу. Взглянул на стоявшего у входа на лестницу молодого монаха.
— Брат Иннокентии, собери пару надежных братьев. Пристало время прятать святыни от солдат антихриста, — проговорил священник.
А когда монах скрылся, настоятель повернулся к Щукину, вздохнул, и произнес:
— Пришел ваш час, сын мой, искупить грехи. Старайтесь задержать их, пока мы с братьями исполним свою миссию.
Семен Федорович поклонился, припал к руке святого отца. Тот перекрестил его, и только после этого Щукин попятился к лестнице. Спустились на монастырский двор одновременно. Священник направился к собору, а путешественник к выстроившимся в две шеренги монахам.
Фортуна штука переменчивая, иногда лицом к тебе повернется, иногда спиной. Сейчас она, в лице четырех одаренных иноков, смотрела, улыбаясь на Семена Федоровича. Их прислал отец Гермаген в помощь. Значит, соображал послушник, что поддержка тому не помешает, а раз так выделил Щукин им по одной из сторон монастыря, а сам, сославшись на то, что будет все время перемещаться по территории обители, решил проследить за действиями настоятеля. Ушел сразу же за отцом Гермагеном. Причем сделал это так, чтобы остаться незамеченным.
Между тем, монах приблизился еще к четырем братьям. И уже такой группой направились в сторону арсенала. У самого входа остановились и стали, что-то обсуждать. Затем обошли, здание приблизились к небольшой двери, которую из-за того, что та была покрыта плющом, Семен Федорович до этого не заметил.
Стараясь не создавать шума, Щукин подошел к приоткрытой двери и заглянул вовнутрь.
В маленькой келье стояли ящики из-под артиллерийских снарядов. Их крышки были открыты. Внутри лежали: золотые изделия, книги, иконы. Настоятель суетился вокруг них и говорил монахам, что куда складывать.
"Тяжеловаты для одного будут, — подумал Семен Федорович, — зря на меня Геннадии надеется, упаду, прямо у тайника, черт побери".
Иноки закрыли крышки. Настоятель зажег печь, находившуюся в углу, и поставил на нее старенькую кастрюлю. Вскоре запахло сургучом. Взял в руки кисть, и после того, как вещество стало жидким, стал замазывать им на ящиках щели. Особенно он тщательно проделал эту процедуру с тем, в котором лежали бумажные рукописи и книги.
Когда же все было готово, Семен Федорович отошел от двери. Спрятался. Стал следить за монахами. Четверо иноков, водрузив ящик на плечо, направились в сторону входа в подземные лабиринты.
В темноте сырых ходов в заранее приготовленной комнате они положили их на глиняный пол. Игумен прочитал молитву.
Дальнейшие действия монахов Щукин решил не наблюдать, и так ясно было, что они собирались делать. Вернулся на колокольню.
Между тем, складывалось ощущение, что милиция и не собиралась штурмовать монастырь. Вполне возможно, решил Семен Федорович, у них был приказ прекратить существование обители без жертв. Хотели без лишнего шума овладеть цитаделью, потому как не верилось в то, что монахам хотели дать еще один шанс.
От автомобиля, возле которого толпилась группа людей в кожаных куртках, отделился молодой парень с рупором в руке и направился к воротам обители. В ожидании игумена, которого потребовал, он расхаживал из стороны в сторону, при этом покуривая папироску.