"Сотнями будем убивать врагов. Пусть будут это тысячи, пусть они захлебнутся в своей собственной крови".
— М-да, — прошептал путешественник, скомкал газету и попытался отыскать урну, в которую мог бы ее с чистой совестью кинуть: — Жаль, урны нет, — пробормотал Игорь и бросил скомканный лист под скамейку.
Достал папироску и закурил. Сейчас оставалось только одно — ехать на завод "Михельсона". Послушать вождя, осмотреться, чтобы знать, как поступать в той или иной ситуации. Кто знает, может быть, кто-то помешал Фанни Каплан выстрелить. Хотя пистолет, что лежал в кармане пальто, и капсулы с ядом говорили совершенно иное. Они словно кричали:
— Игорь, это ты должен стрелять в Ленина! Ты и никто иной!
Ермилов понимал, что они в чем-то правы. Любой другой может просто дрогнуть, испугаться, передумать.
Он затушил папироску и бросил окурок на землю. Посидел еще минут пять, а затем достал из кармана МВ-1. Перевел дату на сутки назад и нажал кнопку.
На Серпуховской улице было много народу. Москва, как и в двадцать первом веке, кипела жизнью. Рабочие, спешащие в сторону завода. Крестьяне, приехавшие по делам. Купцы, хоть и прогремела пролетарская революция, но как такового давления на них не чувствуется. Разночинцы, о чем-то спорящие. И в этой разношерстной толпе легко затеряться. У Ермилова это прекрасно получилось. Никто не обратил внимания на человека в кожаном пальто с надвинутой на глаза кепкой. Руки в карманах, во рту дымится папироска. Больше был похож на вора, чем на недобитого интеллигента.
Игорь стоял и разглядывал людей, спешивших на дневную смену. Пестрые рубашки, среди которых не попадается (на удивление) ни одной красной. Почти у всех мужчин брюки заправлены в сапоги. У остальных навыпуск, отчего предположил путешественник, что обуты они в рабочие ботинки. Кто в кепках, кто с непокрытой головой. У некоторых в руках узелки с едой, пара человек с бидончиками, скорее всего, с супом.
Рабочие между собой разговаривают. Обсуждают последние события. До Игоря донеслось, что ближе к вечеру должен приехать Ленин. Недолго думая путешественник присоединился к спешащим людям и вскоре медленно влился в толпу. У заводских ворот замешкался в поисках проходной и тут же получил толчок в бок, а затем услышал недовольный голос:
— Ну, что встал!
Как таковой проходной еще не существовало. Чтобы попасть на территорию завода, достаточно было пересечь чугунные ворота, которые в конце дня закрывались.
Ермилов пересек невидимую линию, превращавшую простого обывателя в рабочего, и незаметно скользнул в сторону небольшого домика. Оказавшись у дверей избушки, перевел дыхание. Бочком, бочком шмыгнул за угол и только после этого заглянул в окно. Сейчас здание не использовалось, а когда-то это была мастерская сапожника. Игорь отыскал входную дверь и осмотрел ее.
— Закрыта. Но взломать замок не сложно, — прошептал путешественник. Вытащил из кармана отмычку. Несколько манипуляций, и вот он внутри.
Прикрыл дверь и облегченно вздохнул. Закрыл дверь, приперев ее приспособлением, с помощью которого сапожник ремонтировал обувь. Осмотрел помещение. Ящик с обувными гвоздями, металлически набойки, маленькие подковки, клей, подметки. В углу верстак, на котором кроме инструмента керосинка. На полке, что висит над ним, чашка и чайник, а также металлическая баночка, в которой Игорь обнаружил заварку.
Ермилов согрел чай. Тот оказался намного лучше, чем грузинский из XXI века. Явно сапожника им снабжали оставшиеся довольными его мастерством рабочие. Теперь можно было немного расслабиться. Прилег на лавку. Задумался. Пришел в себя, когда кто-то попытался открыть дверь. Выхватил пистолет и тут же соскользнул с лавки на пол.
— Закрыто, товарищ Блохин! — Раздалось за дверьми.
— Изнутри? — Поинтересовался кто-то.
— Закрыто на сувальдный замок.
— У кого есть ключ?
— Так потерян же, Александр Дмитриевич, — раздался голос.
— Давно?
— Да бог его знает…
— А мне казалось, что два месяца назад здесь висел навесной замок. — Молвил Блохин.
— Так показалось.
— Будем считать, что показалось, — согласился Александр Дмитриевич.
Шаги удалились. Ермилов перевел дыхание и поднялся с пола.
— Пронесло, — прошептал он.
Об Александре Дмитриевиче Блохине Игорь в свое время читал. Как-никак военный комиссар и начальник гарнизона Замоскворечья. Осторожно стараясь не шуметь, путешественник подошел к окну. Выглянул. Сквозь мутное стекло было видно, как трое удалялись. У одного — ружье, у второго в руках маузер, у третьего на поясе кобура с наганом.
Направились в сторону ворот. Игорь незаметно приоткрыл противоположное окно, из которого была видна куча металлолома, и выскользнул на улицу, но в цех идти не решился, предпочел взглянуть на приезд Ленина.
Автомобиль въехал в заводской двор. Из машины выскользнул Степан Казимирович Гиль, шофер председателя Совета Народных Комиссаров, отворил дверцу со стороны пассажира.
Блохин по-военному приветствовал Ильича.
— Здравствуйте, товарищи, — картаво произнес невысокого роста человек, — а это что значит? — и Ленин показал рукой на красноармейцев.
— Охрана митинга, Владимир Ильич, — отчеканил Александр Дмитриевич.
— Уберите эту охрану. От рабочих нас охранять нечего.
— Одну минуточку, Владимир Ильич. — Проговорил военный комиссар и направился в небольшое здание.
Отсутствовал он минут пять. Ермилов решил, что тот связывался с человеком, который в данный момент замещал Дзержинского. Затем Блохин распорядился снять выставленную охрану.
— Вот и хорошо, — проговорил Ленин и направился в гранатный корпус завода.
Ермилов через пару минут проследовал в том же направлении.
Игорь через ворота вошел в цех. Пристроился в углу и стал слушать пламенную речь вождя. До него донеслось:
— Нас, большевиков, постоянно обвиняют в отступлении от девизов равенства и братства. Объяснимся по этому поводу начистоту.
Ленин стоял в самом центре, справа Блохин, слева кто-то из рабочих. Владимир Ильич сжимал кепку и делал резкие движения рукой.
— Какая власть сменила царскую? — Продолжал между тем председатель Совета Народных Комиссаров. — Гучково-милюковская, которая начала собирать в России Учредительное собрание. Что же действительно скрывалось за этой работой в пользу освобожденного от тысячелетнего ярма народа? А то, что за Гучковым и прочими радетелями собралась стая капиталистов, преследовавших свои империалистические задачи. А когда воцарилась компания Керенского, Чернова и прочих, то это правительство, шатавшееся и лишенное почвы, только и пеклось о кровных интересах близкой им буржуазии.
Ермилов попытался вспомнить, кем был Гучков. В памяти всплыли два образа. Старший и младший брат. Первый — российский предприниматель, политик, общественный деятель городского самоуправления и организатор городского хозяйства Москвы. Отметился началом строительства второй очереди городской канализации. Развил в городе Москве лучшую во всей стране трамвайную сеть. Именно он сделал, чтобы начальное образование стало общедоступным и бесплатным. За несколько лет до Октябрьской революции вышел в отставку. Уже на пенсионе организовал московский Красный Крест. Второй — российский политический деятель, лидер партии "Союз 17 октября". Председатель III Государственной думы, Военный и морской министр Временного правительства. Казалось, что оба старались для народа, но, так или иначе, угодили в противоположный лагерь.
Скорее всего, решил Игорь, сейчас Ленин имел в виду младшего брата. Именно Александр Иванович во время Февральской революции был председателем Военной комиссии Временного комитета Государственной думы. Собственно, ему и доверил Керенский пост Военного и морского министра. Как раз он да Шульгин в марте семнадцатого года принимали в Пскове отречение Николая Кровавого. Вместе с Милюковым высказался за сохранения монархии, отчего оказался в меньшинстве даже среди своих соратников. В апреле этого же года из-за неспособности противостоять анархии и разложению армии принял решение подать в отставку. Ермилов вспомнил, что деятельность Гучкова на посту министра разочаровала тогда многих.