А женский монастырь в Красном селе стал красивым городком — с четырьмя церквями, сотнями монастырских келий, приютскими и странноприимными домами, больницей и богадельней, обширным ухоженным садом и, конечно, кладбищем. Москвичи в новый монастырь валом повалили, тем более что при монастыре была иконописная мастерская, где можно было приобрети благословенные и намоленные монашками недорогие иконы. «Так что, — думала Саша, — где же еще жить бедному художнику, как не рядом с таким монастырем, где приветствуется искусство?»
Но, оказалось, найти художника Романа Шварца не просто. Да и никакой особой благости вокруг не ощущалось. Напротив, домики слева от монастыря были перекошены, грязны и неухоженны. Наверное, внутри них сыро, не топлено и холодно. Как же он живет тут, бедняга? Саша обратилась к прохожим:
— Который из домов купца Лыкова?
Но прохожие все были не местные, пришедшие и приехавшие в монастырь. Ничего ответить они не могли. Саша растерялась. Как же так: народу тьма, а никто ничего не знает? Она пометалась по улице, прошлась вдоль монастырской ограды. Строгая монахиня в толстом вязаном зимнем платке как раз впустила партию богомольцев и захлопнула тяжелую калитку прямо перед носом зазевавшейся Саши. Улица у монастырских ворот опустела, и стало видно, что вдали у одного из окон полуподвала толпятся люди. Может, у них спросить?
Саша подошла поближе и увидела невероятное: окно в морозный день было открыто, на подоконнике лежал ворох цветов из воска, шелка и бархата.
— Почем розочка? А гвоздики с астрами почем? — кричали покупатели.
Саша ахнула: прямо с подоконника собственной каморки продрогший Роман Шварц торговал своими прекрасными цветами. И, видать, торговал давненько — снег уже запорошил алые розы и гвоздики, лежавшие сверху. Конечно, сразу же сообразила Саша, именно эти цветы должны пользоваться особым спросом. Ведь гвоздики люди кладут на могилы усопших, недаром же этот цветок издавна считается мистическим, связывающим этот свет и загробный. Розы же принято класть к иконам Божьей Матери и святых угодников. В этом монастыре на Красносельской есть особо почитаемая святая икона Божьей Матери — «Целительница». Поклониться ей едут со всей Москвы и пригорода. Всем известно, что икона эта исцеляет от разных недугов. Вот к ней-то и кладут астры, ведь астра, значит, звезда, — традиционный символ Богородицы.
Однако сегодня торговля шла, видать, не бойко. Бедняга Шварц стоял с покрасневшим носом, потирал замерзшие руки и заледеневшие щеки.
Покупатели пялили глаза, лениво переговаривались, но не спешили раскошеливаться. В конце концов и вовсе отхлынули от окна. Роман, поежившись и растерев пальцы, собрался уже закрывать свою «лавочку». Но тут к окну подошла Саша. Взглянула через стекло. На столе посредине комнатушки стояла буханка самого дешевенького хлеба, а на щербатой тарелке лежал хвост ржавой селедки. Выходит, правду говорила Наденька, Роман перебивался с селедки на квас…
Шварц заметил подошедшую девушку и хмуро спросил:
— Хотите, барышня, полдюжины роз на гривенник?
Саша тихонько вздохнула: от полтинника, который дала ей сестрица, у нее оставалось ровно половина. Но надо же на чем-то возвращаться с Красносельской на Знаменку. Пешком в центр и летом-то за два часа только дойдешь, а уж зимой и целый день идти придется. А ведь вернуться надо, пока дяденька с тетенькой по магазинам ездят.
— У меня нет денег… — промямлила Саша и вдруг встрепенулась, вспомнив, как Наденька упреждала, чтоб Шварц оделся попристойнее. — А хотите, я вам рубашку починю, на сюртук или пальто любую заплатку поставлю? — выпалила вдруг девушка. — Я умею ловко делать, никто и не заметит, что починено. Вон у вас на локтях заплатки поставить надо!