Между островком и берегом с шумом проносилось быстрое течение. Было трудно, если не невозможно, переплыть этот пролив.
Но один из потерпевших крушение, недолго думая, кинулся в воду и поплыл, не посоветовавшись с товарищами и даже не сказав им ни единого слова.
Это был Наб. Он торопился переплыть на высокий берег, чтобы оттуда направиться на север. Никто не мог его удержать. Напрасно Пенкроф уговаривал негра вернуться.
Спилетт хотел последовать примеру Наба.
— Вы хотите переплыть этот пролив? — спросил моряк, подойдя к нему.
— Да, — ответил Гедеон Спилетт.
— Ну так послушайте меня, подождите, — сказал Пенкроф. — Наб и один может помочь своему господину. Надо быть большим силачом, чтобы перебраться тут вплавь, и вы рискуете, что вас унесет в открытое море, потому что течение очень быстрое и сильное. Коли я не ошибаюсь, это отливное течение. Вы видите на песке, что уровень воды понижается? Подождем немного, при малой воде мы, может, сумеем перейти вброд…
— Ваша правда, — ответил Спилетт. — Мне кажется, нам лучше не разлучаться.
Наб между тем отважно боролся с сильным течением. Он плыл наискосок. Плечи негра при каждом взмахе могучих рук выходили из воды. Полмили, отделявшие островок от земли, он переплыл за час, только течением его снесло на несколько сотен футов ниже того места, куда он рассчитывал попасть.
Наб вышел на берег у высокой гранитной скалы, быстро отряхнулся, затем пустился бежать во всю прыть и скоро пропал за вершиной одного утеса, который находился почти на одной высоте с северной оконечностью островка.
Товарищи Наба с тревогой смотрели на смелую попытку негра, и, когда он скрылся из виду, они обратили взоры на землю, где предстояло теперь искать приюта.
Они подобрали какие-то ракушки, валявшиеся на песке. Это было не бог весть что, но другой еды им пока не удалось найти.
Берег, возвышавшийся у них перед глазами, образовывал обширный залив, заканчивавшийся весьма острым, глубоко вдававшимся в море мысом. Не было ни малейших признаков растительности. Мыс прихотливым изгибом примыкал к высоким гранитным скалам. В северной части, напротив, залив был гораздо шире и образовал более пологий берег, тянувшийся с юго-запада на северо-восток и кончавшийся узким и длинным мысом. Между этими двумя крайними точками, в которые упиралась дуга упомянутой губы, расстояние было по крайней мере восемь миль. В полумиле от берега островок тянулся в море узкой полосой и казался каким-то громадным китообразным животным, лежавшим на мели. В самом широком месте он достигал четверти мили.
Та сторона побережья, которая находилась прямо против островка, представляла на первом плане плоский песчаный берег, усеянный темными скалами, которые в настоящую минуту мало-помалу вновь проступали в спадающей воде морского отлива. Далее возвышалось что-то похожее на отвесную гранитную крепостную стену, увенчанную каменным карнизом высотой по крайней мере в триста футов над морем. Эта стена тянулась вбок на протяжении трех миль, а затем круто заворачивала направо гранитной стелой, словно высеченной человеческими руками. По левую же сторону, выше мыса, прихотливо изрезанный береговой утес, выдвигаясь призматическими осколками обвалившихся скал, переходил в более пологий спуск и мало-помалу сливался с утесами южной оконечности.
На верхней площадке берега не было видно ни единого деревца; она напоминала Столовую гору мыса Доброй Надежды, только в значительно меньших размерах. По крайней мере, так казалось с маленького островка. Направо, за поворотом гранитной стены, виднелась какая-то растительность. Вдали легко было заметить развесистые зеленые кроны больших деревьев, древесная чаща тянулась вглубь берега и наконец вовсе пропадала из виду. Приятно было глядеть на эту зелень между нагромождением скал и песка: она несколько оживляла суровые очертания гранитных утесов.
Наконец, на дальнем плане, по направлению к северо-западу, на расстоянии около восьми миль, виднелась какая-то сверкающая белая вершина, сильно отражавшая солнечные лучи. Это была, вероятно, вершина какой-нибудь отдаленной горы, увенчанная вечными снегами.
Трудно было решить, является ли эта земля только островом, или она принадлежит какому-нибудь материку, но по одному виду этих беспорядочно нагроможденных скал всякий не колеблясь ответил бы, что она имеет вулканическое происхождение.
Спилетт, Пенкроф и Герберт, оставшись втроем на островке, внимательно осматривали землю, на которой, быть может, им придется жить много лет, а может, и умереть, если только эта земля не лежит близко от морских путей.