О, если бы с ним была собака!
Но Топ пропал в одно время со своим господином и, вероятно, с ним же и погиб…
Около трех часов пополудни охотники заметили другую стаю птиц, сидевших на дереве и истреблявших какие-то ароматные ягоды. В лесу вдруг раздался какой-то крик, похожий на звук трубы или рожка. Эти странные пронзительные звуки издавались сидевшими поблизости глухарями.
Скоро прилетело еще несколько пар глухарей, отличавшихся желтовато-коричневым оперением.
Пенкроф решил во что бы то ни стало поймать одного из них, величиной с добрую курицу, но это оказалось делом нелегким. Глухари были чрезвычайно осторожны и не подпускали к себе близко.
После нескольких совершенно безуспешных попыток Пенкроф сказал своему юному спутнику:
— Если нельзя их убить, так попробуем поймать на удочку!
— На удочку?! — с удивлением воскликнул Герберт. — На удочку, как какого-нибудь карпа?
— Да, как карпа, — серьезно отвечал моряк. — Гляди и учись, дружище!
Пенкроф нашел в траве с полдюжины глухариных гнезд — в каждом гнезде по два или по три яйца. Он эти гнезда не тронул и в надежде, что пернатые хозяева не замедлят возвратиться в свои убежища, задумал расставить удочки с крючками. Моряк отвел Герберта подальше от гнезд и принялся за работу.
Герберт хотя и сомневался в успехе предприятия старого товарища, но тем не менее с живейшим интересом следил за всеми приготовлениями.
Удочки были сделаны из тоненьких лиан, достигавших от пятнадцати до двадцати футов длины. Толстые, крепкие шипы с загнутым острием были собраны с кустарника вроде акации и прикреплены вместо крючков. Все это было сделано с ловкостью, достойной ученика Исаака Уолтона[11]. Что касается приманки, то ею должны были служить большие красные черви, которых немало попадалось в траве.
Закончив приготовления, Пенкроф лег в траву, осторожно прополз до глухариных гнезд, расположил около них свои удочки, затем взял в руку концы лиан и притаился вместе с Гербертом за огромным деревом.
Оба терпеливо ожидали.
Чем далее, тем все более и более сомневался Герберт в успехе остроумной выдумки моряка.
Прошло добрых полчаса.
Наконец глухари, как и предвидел Пенкроф, возвратились к своим гнездам.
Бедные птицы беззаботно прыгали, что-то поклевывали на земле и нисколько не подозревали о присутствии охотников.
Герберт все еще не верил в успех, но начал, однако, волноваться. Он сдерживал дыхание и боялся шевельнуться.
Пенкроф, вытаращив глаза и разинув рот, словно собирался проглотить глухаря живьем, тоже не без волнения следил за прыжками будущей добычи.
Глухари прогуливались между роковыми крючками и не обращали на них ни малейшего внимания.
Пенкроф начал легонько пошевеливать лианами, и насаженные на шипы черви задвигались, как живые.
Это движение тотчас же было замечено глухарями, и они устремились на приманку.
Три глухаря, отличавшиеся особой жадностью, не замедлили проглотить и червей, и крючки.
Пенкроф быстро дернул лианы. Хлопанье крыльями показало ему, что птицы попались на удочки.
— Ура! — воскликнул моряк, кидаясь к добыче. Он без труда схватил глухарей. — Ура!
Герберт захлопал в ладоши.
— В первый раз вижу, как ловят птиц на удочку! — воскликнул мальчик. — Молодец, Пенкроф! Отлично придумал! Вот выдумка так выдумка!
— Это выдумка не моя, дружище, — отвечал скромный моряк, — это выдумано прежде меня. Погоди, придет еще и наш черед изобретать!
Глухари были связаны попарно за лапки, и Пенкроф, очень довольный тем, что возвращается не с пустыми руками, отправился с Гербертом в обратный путь.
Следуя вдоль берега реки, они достигли своего приюта около шести часов вечера.
VII. Инженер найден
Спилетт, неподвижно стоя на берегу моря, смотрел на надвигавшиеся с востока тучи. Ветер уже был очень силен и с наступлением вечера все более и более крепчал. Небо имело весьма зловещий вид.
Герберт вошел в «Трубы», а Пенкроф приблизился к Спилетту, который так задумался, что не заметил его приближения.
— Ночь будет бурная, — сказал моряк, — настоящий праздник для буревестников!
Спилетт обернулся, увидел Пенкрофа и спросил:
— Как вы думаете, на каком расстоянии от берега маленького островка волна унесла нашего товарища?
Моряк не ожидал этого вопроса. Он с минуту подумал и ответил:
— Самое большее — в двух кабельтовых.
— Если мы предположим, что товарищ наш погиб, то трудно допустить, чтобы та же участь постигла и Топа. Наконец, если оба они утонули, так почему же не выбросило на берег ни тело Смита, ни труп его собаки?
11