— Тут удивляться нечего, господин Спилетт, — отвечал моряк. — Море ведь очень бурлило тогда. К тому же заметьте, что течением их могло отнести очень далеко.
— Так вы полагаете, что товарищ наш утонул? — снова спросил Спилетт.
— Да, я полагаю.
— А я другого мнения, — сказал Спилетт. — Я знаю, что вы опытнее меня, Пенкроф, но это исчезновение Смита и Топа представляется мне весьма загадочным!
— Я желал бы усомниться в их гибели, — отвечал моряк, — но, к несчастью, я в ней уверен, твердо уверен!
С этими словами Пенкроф направился к «Трубам».
Очаг пылал; Герберт подкинул охапку сухих сучьев, и яркое пламя осветило темные изгибы коридора.
Пенкроф занялся приготовлением обеда.
Принимая во внимание, до какой степени все утомились и изнурены, моряк отложил в сторону куруку и ощипал двух глухарей, которых насадил на вертел и начал жарить.
Было уже семь часов вечера, а Наб все еще не вернулся.
Это продолжительное отсутствие несколько тревожило Пенкрофа. Он опасался, не постигло ли негра какое-нибудь несчастье на незнакомой земле.
— Край неизвестный, — проговорил моряк, — всего можно ожидать… Кроме того, бедняга в такой кручине, что, пожалуй, еще наложит на себя руки!
Герберт совершенно иначе смотрел на дело. По его мнению, долгое отсутствие негра предвещало только хорошее. Он, вероятно, нашел след пропавшего и с новым усердием продолжал поиски.
— Разве Наб не возвратился бы, если бы потерял всякую надежду? — говорил мальчик. — Он, верно, нашел какой-нибудь след! И пошел по этому следу! Кто знает, может, он уже отыскал Смита и теперь они вместе пробираются к нам!
Спилетт и Пенкроф молча слушали рассуждения Герберта.
Спилетт несколько раз кивнул, как бы в знак согласия. Бравый моряк не шевельнулся. Он был убежден, что Смита найти нельзя, но негр действительно мог далеко зайти и потому запоздать с возвращением.
Герберт, рассуждая о возможности встречи Наба со Смитом, не был, однако, спокоен. Его начало одолевать какое-то тяжелое предчувствие. Он несколько раз вставал со своего места и говорил:
— Не пойти ли мне навстречу Набу?
На что Пенкроф отвечал:
— Это бесполезно, дружище. В такую темь и непогоду ты и в двух шагах не заметишь Наба. Лучше подождать. Если завтра Наб не возвратится, мы вместе отправимся его разыскивать.
Спилетт согласился с мнением моряка. Он еще заметил при этом, что им следует держаться, насколько позволят обстоятельства, вместе, и Герберту пришлось отказаться от своего намерения.
Это так огорчило подростка, что по щекам его скатились две крупные слезы.
Спилетт не мог удержаться, чтобы не поцеловать великодушного мальчика.
Непогода разыгралась. Юго-восточный ветер яростно свирепствовал. Слышно было, как морские волны бились о прибрежные скалы. Дождь лил стеной. Мелкие камни, усеивавшие берег, с громом перекатывались; песок, вздымаемый порывами урагана, смешивался с ливнем. Воздух был наполнен водяной и минеральной пылью. Между устьем реки и отвесом утеса кипел прибой. Дым, вгоняемый бурей обратно в узкое отверстие остроконечной скалы, распространялся по коридору и едва позволял дышать.
Поэтому Пенкроф, как только изжарились глухари, поспешил погасить огонь, сохранив только несколько тлеющих угольев под пеплом.
Дождались и восьми часов, а Наба все еще не было.
Впрочем, теперь можно было предполагать, что разыгравшаяся буря застала его в дороге и он вынужден был искать убежища где-нибудь в расселине скалы или в пещере и там ожидать, когда утихнет непогода или, по крайней мере, настанет рассвет.
Ужин состоял из одних глухарей, но мясо их было превосходного вкуса, и все охотно его ели. Пенкроф и Герберт, изнуренные долгой ходьбой, отличались волчьим аппетитом.
После ужина каждый удалился в уголок, где ночевал в предыдущую ночь, и расположился на покой.
Буря все более и более свирепела.
— Каково гудёт! — проговорил Пенкроф.
— По счастью, наши «Трубы» прочны! — заметил Герберт.
«Трубы» действительно были прочны. То были громадные глыбы гранита.
Однако некоторые из этих громад, казалось, сотрясались. Пенкроф это чувствовал, приложив руку к стене.
«Авось выдержит и не завалится! — думал моряк. — У страха глаза велики, и потому мы теперь всего боимся…»
Утешая себя таким размышлением, моряк прислушивался к раскатам камней, обрывавшихся с вершины плато и падавших на берег.