Моряк поспешил исполнить просьбу инженера.
Герберт и он, сопровождаемые Набом, направились к тому месту, где сохранились следы.
Смит сказал Спилетту:
— Произошли какие-то необъяснимые вещи!
— Действительно необъяснимые! — отвечал Спилетт.
— Не будем теперь ломать над ними голову, дорогой Спилетт. Потолкуем об этом после.
Минуту спустя Герберт, Наб и моряк возвратились.
— Сомневаться невозможно, господин Смит, — сказал Пенкроф, — ваши башмаки как нельзя лучше соответствуют отпечаткам. Следы, значит, ваши!
— Вероятно, я все перепутал и перезабыл! — отвечал Смит. — Я, видимо, добрался сюда бессознательно, как лунатик. Или, еще вернее, меня привел сюда Топ… Да, Топ вытащил меня из воды и привел сюда… Поди ко мне, Топ, поди, мой верный, добрый пес!
Великолепное животное с лаем кинулось к своему хозяину, который не поскупился на ласки.
— Значит, вся честь принадлежит Топу? — сказал моряк. — Молодец, Топ!
Около полудня Пенкроф спросил у Смита, как он себя чувствует — можно ли его перенести.
В ответ на это Смит сделал энергичное движение и встал.
Но он тотчас же должен был опереться на моряка, иначе не удержался бы на ногах и упал.
— Отлично! Отлично! — проговорил Пенкроф. — Ну, носилки для господина инженера!
Носилки, покрытые мягким мхом и травой, были доставлены, товарищи уложили Смита и направились к «Трубам».
Пенкроф шел впереди, Наб позади.
До «Труб» было восемь миль, но так как идти быстро было нельзя и к тому же надо было делать частые остановки для отдыха, то моряк рассчитывал добраться до дому не раньше чем через шесть часов.
Ветер все еще дул с ужасной силой, но, по счастью, дождь уже перестал.
Лежа на носилках, Смит безмолвно, но внимательно осматривал места, по которым проходили, особенно верхнюю террасу. Несомненно, очертания этого побережья, пески, скалистые утесы и лес — все это запечатлелось в памяти инженера. Однако часа через два усталость взяла свое, он вытянулся на носилках и заснул.
В половине шестого караван достиг места, откуда уже виднелись «Трубы».
Смит спал глубоким сном и не проснулся.
Пенкроф, к величайшему своему изумлению, увидел, что страшная буря, свирепствовавшая накануне, почти совершенно изменила вид этой местности. Произошли значительные обвалы; огромные обломки утесов громоздились на берегу; густой ковер морских трав и водорослей покрывал песок.
Перед самым отверстием «Труб» почва была в глубоких рытвинах, где еще оставалась морская вода.
Пенкроф вдруг кинулся со всех ног в коридор, словно его поразила какая-то тревожная мысль.
Он почти в ту же минуту возвратился назад и, остановившись перед товарищами, смотрел на них, как бы не решаясь объявить о новой беде.
— Что такое, Пенкроф? — спросил Спилетт.
— Огонь погас!
Да, огонь погас, пепел превратился в грязь; жженая тряпка, заменявшая трут, исчезла…
Море проникло в глубину коридоров и все перевернуло, все разрушило в «Трубах»!
IX. Где же мы?
Печальное известие, сообщенное Пенкрофом, по-разному подействовало на его товарищей.
Наб, совершенно поглощенный радостью свидания со своим дорогим господином, едва его выслушал и нисколько им не озаботился.
Герберт очень встревожился и смутился.
Что касается Спилетта, то он преспокойно ответил:
— Ей-ей, Пенкроф, мне это решительно все равно!
— Все равно, господин Спилетт? Повторяю вам, что у нас нет огня!
— Экая беда!
— Нет и средства его добыть!
— Ну так что ж?
— Однако…
— Да разве Смит не с нами? — прервал Спилетт. — Разве у нас нет инженера Смита? Он найдет средство добыть огонь.
— Из чего?
— Из ничего!
Что было отвечать на это Пенкрофу?
Он сам разделял веру товарищей в Смита и его могущество.
Инженер был для всех идеалом, кладезем всех человеческих познаний, ума и находчивости. Они были убеждены, что лучше очутиться на необитаемом острове со Смитом, чем в самом оживленном городе без него. Они были уверены, что кто имеет счастье находиться со Смитом, тот ни в чем не будет терпеть нужды, что кто с ним, тому нечего ни унывать, ни отчаиваться. Если бы этим людям вдруг объявили, что вулканическое извержение сейчас разрушит землю, что земля сейчас провалится в бездну Тихого океана, они бы безмятежно ответили:
— Здесь Смит! Поговорите об этом с ним.
Но пока инженер еще лежал в забытьи, прибегнуть к его изобретательности было невозможно, а потому приходилось довольствоваться весьма скудным ужином.