Наб и Герберт шли впереди, Пенкроф позади, Смит и Спилетт между ними, в середине.
Здесь встретилось несколько пар птиц, похожих на фазанов. Герберт их назвал трагопанами и обратил внимание на красные мясистые наросты под горлом, как у индюков, и на крохотные цилиндрические выступы позади глаз. Самки, величиной с большую курицу, были коричневого цвета, а самцы имели великолепное красное оперение, усеянное беленькими пятнами, точно слезками. Спилетт так ловко подбил одного самца камнем, что уложил его на месте. Пенкроф, который успел уже проголодаться, то и дело посматривал на этого трагопана, представляя себе его отменный вкус.
Попадалось немало следов животных, и животные, посещавшие эти высоты, очевидно, должны были принадлежать к породам, отличающимся верной поступью и крепким сложением.
— Эти следы похожи на следы верблюдов или пиренейских серн, — сказал Герберт. — Смотрите, смотрите! Видите?
— Это не верблюды и не серны, — воскликнул Пенкроф. — Это бараны!
Все остановились шагах в пятидесяти от пяти или шести крупных животных.
— Смотрите, какие крепкие рога, — сказал Герберт, — как они загнуты назад и сплюснуты на концах… И какая славная бурая шерсть…
— Да ведь это бараны? — настаивал Пенкроф.
— Только не простые, не обыкновенные, — отвечал Герберт. — Это муфлоны.
— А годятся они на котлеты и жаркое? — спросил Пенкроф.
— Разумеется, — отвечал Герберт.
— Ну так я тебе говорю, что это бараны! — решил Пенкроф.
Животные, стоя неподвижно, смотрели удивленными глазами, словно впервые видели людей. Затем на них вдруг напал страх, они запрыгали по скалам и исчезли.
— До свидания! — крикнул им вслед Пенкроф.
При этом бравый моряк скорчил такую смешную мину, что Смит, Спилетт, Герберт и Наб не могли удержаться от смеха.
Они снова начали подниматься. На склоне горы причудливыми зигзагами виднелись потеки застывшей лавы. Путники не раз натыкались на дымящиеся вулканчики, которые приходилось аккуратно обходить. Иногда им встречались кристаллические друзы серы, вкрапленные в породы, которые вулкан выбрасывает перед началом извержения: крупнозернистые, сильно спекшиеся пуццоланы и беловатый вулканический пепел, состоящий из бесчисленных мелких кристаллов полевого шпата.
По мере приближения к первой площадке, образованной усечением нижнего конуса, восхождение становилось все более затруднительным.
К четырем часам им удалось миновать полосу деревьев. Густые рощи и даже отдельные группы деревьев исчезли, и только изредка кое-где попадались голые, уродливые сосны. Нельзя было не удивляться, как устояли они на высоте, где свободно должны бушевать свирепые ветры.
К счастью для инженера и его спутников, погода стояла прекрасная и тихая. Вокруг царило совершенное спокойствие. Они не видели солнца, потому что оно уже закатилось за верхний конус, заграждавший горизонт с запада. Огромная тень от этого конуса, протягиваясь до самого побережья, все более и более увеличивалась, по мере того как лучезарное светило склонялось ниже. С востока плыли легкие туманные облака, снизу подсвеченные лучами солнца и отливающие всеми цветами радуги.
Всего каких-нибудь пятьсот футов отделяли исследователей от плоской возвышенности, которой они хотели достичь и где намеревались расположиться на ночь, но приходилось делать столько поворотов и обходов, что эти пятьсот футов растянулись более чем на две тысячи. Земля беспрестанно обрывалась под ногами. Нередко склоны были так круты, что исследователи скользили по выветрившимся потокам лавы, где трудно было поставить ногу.
Близился вечер, и темнота мало-помалу покрывала местность, когда наконец Смит и его спутники, чрезвычайно утомленные семичасовым восхождением, достигли плоскогорья первого конуса.
— Здесь мы расположимся на ночь, — сказал Смит. — Давайте разобьем лагерь, а потом позаботимся о восстановлении сил. Сначала мы подкрепим их ужином, а затем сном. Мы уже, так сказать, на втором этаже.
Топлива было немного; однако им удалось собрать достаточно мха и сухих кустарников, торчавших по скалам.
Пока Пенкроф устраивал очаг, складывая несколько камней, Наб и Герберт занялись собиранием топлива. Они скоро возвратились, навьюченные хворостом. С помощью кремня и жженой тряпки Наб развел огонь, и яркое пламя отразилось на темных скалах.