То был серпик луны, уже готовый исчезнуть, но он достаточно высветил линию горизонта.
Смит увидел колеблющееся отражение этого света на водной поверхности.
Схватив руку Герберта, он выдохнул:
— Остров!
XI. Крестины острова
Спустя полчаса Смит и Герберт уже благополучно достигли своего ночного лагеря.
Не входя в долгие объяснения, инженер объявил своим товарищам, что земля, на которую их забросила судьба, является островом и что завтра надо будет об этом потолковать основательно и принять кое-какие меры.
— Мы, значит, теперь островитяне! — сказал Пенкроф.
Затем каждый устроился поудобнее на ночлег в базальтовой пещере, на высоте двух тысяч пятисот футов над уровнем моря, под тихим звездным небом, и новоявленные «островитяне» мирно и спокойно уснули.
На следующее утро, 30 марта, после скромного завтрака, состоявшего из жареного трагопана, инженер решил, что надо снова взобраться на вершину вулкана.
— Надо хорошенько осмотреть этот остров, где нам, может быть, придется провести всю оставшуюся жизнь, — сказал Смит. — Надо узнать, точно ли он необитаем… Как далеко отстоит от других земель. Не расположен ли он на пути судов, посещающих острова Тихого океана…
— Мы пойдем с вами, — сказал Спилетт.
— Как же не пойти? — сказал Пенкроф. — Всякому занятно поглядеть на место, где он будет пленником!
Около семи часов утра Смит, Герберт, Пенкроф, Спилетт и Наб покинули свой ночной лагерь.
Все были бодры и веселы. Никого, по-видимому, не смущала и не огорчала мысль о будущем, о предстоящих лишениях и, может быть, опасностях. Они верили в свои силы или, говоря точнее, в силы Смита.
Что касается Смита, то он надеялся на себя. Он был уверен, что добьется от дикой пустыни всего, что необходимо для их существования.
Особенно верил в инженера Пенкроф. С тех пор как Смит зажег мох с помощью стекол от часов, славный моряк стал на него смотреть как на олицетворенное божество и не смутился бы даже в том случае, если бы очутился с ним на голой скале среди волн. По его мнению, был бы Смит — и все остальное будет.
— Ба! — сказал он, шагая в гору. — Уж если мы улетели из Ричмонда без дозволения местных властей, так уплывем и с этого острова, где некому нас удержать!
Смит начал подниматься по той же дороге, по которой накануне поднимался с Гербертом.
Маленький караван обогнул конус, следуя по плоскогорью, образующему уступы, и достиг громадной расселины.
Погода стояла великолепная. Яркое солнце всходило на безоблачном небе и заливало своими теплыми лучами восточный склон горы.
Начали подниматься по кратеру.
При тщательном осмотре днем он выглядел обширной воронкой, которая шла, постепенно расширяясь и поднимаясь на тысячу футов над плоскогорьем. Внизу трещины широкие, застывшие потоки лавы вились по склонам горы и доходили до равнин, пересекавших северную часть острова.
Внутренность кратера, наклон которого не превышал тридцать пять или самое большее сорок градусов, не представляла особых трудностей для восхождения. Исследователи заметили тут весьма древние следы лавы, которая, вероятно, до образования боковой трещины, открывшей ей новый путь, изливалась через вершину конуса.
Что касается вулканической трубы, посредством которой сообщались подземные слои с кратером, то глубину ее невозможно было определить глазом, так как она терялась во мраке.
— Совсем потух, кажется? — спросил Пенкроф.
— Вулкан?
— Да.
— Совершенно. В этом не может быть, как я уже сказал вам, ни малейшего сомнения.
Еще не было восьми часов, а Смит и его спутники уже стояли на вершине кратера, на коническом возвышении.
— Море! Со всех сторон море! — закричали они в один голос. — Мы островитяне!
Действительно, со всех сторон расстилалось безбрежное, необозримое водное пространство.
Быть может, Смит взбирался в это утро на вершину конуса с тайной надеждой открыть какой-нибудь берег, какой-нибудь соседний остров, которых он не мог видеть накануне ночью, но он не открыл ничего подобного. Перед его глазами на пространстве более пятидесяти миль сверкало море. Ни клочка земли вдали. Нигде ни единого паруса. Всюду необозримая водная пустыня, и посреди — неизвестный остров…
Инженер и его спутники некоторое время стояли неподвижно и безмолвно обозревали океан.
— У вас зоркие глаза, Пенкроф, — сказал наконец Спилетт. — Присмотритесь-ка хорошенько: не видите ли чего?
— Ничего не видно, — отвечал моряк. — Уж если бы какая-нибудь земля была, так я бы ее увидал!.. Покажись она хоть как дымок или как облачко, я бы ее заметил!