Около часа пополудни они подошли к своему плоту. Пенкроф не хотел отпустить его вниз по течению без управления, однако не решался и сам усесться на плот. Но находчивый, как истый моряк, он быстро скрутил из сухих лиан длинную верёвку и, привязав её к корме плота, столкнул последний в воду. Он удерживал плот верёвкой, в то время как Герберт длинным шестом направлял его на середину течения.
Огромная связка дров тихо поплыла по реке, и около двух часов пополудни Пенкроф и Герберт благополучно доставили её в устье реки, почти к порогу Камина.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Первой заботой Пенкрофа после разгрузки плота было превратить Камин в жилое помещение. Для этого он при помощи песка, обломков скал, ветвей и мокрой глины перегородил коридор, в котором гулял сквозной ветер. Камин таким образом был разбит на три-четыре комнаты, если можно так назвать тёмные конуры, которыми не довольствовался бы и зверь. Но там было сухо, а в центральной комнате можно было даже стоять во весь рост; чистый песок покрывал пол. В общем, в ожидании лучшего можно было пожить и здесь.
— Теперь наши друзья могут возвращаться, — сказал Пенкроф по окончании работы. — Дом готов!
Оставалось только сложить очаг и приготовить пищу. Это было нетрудно. Очаг из широких плоских камней был устроен в первом коридоре налево. Тепло, распространяемое очагом, должно было обогревать все комнаты.
Запас дров был сложен в другой комнате, и моряк положил на камни очага несколько толстых сухих ветвей.
— Есть ли у тебя спички? — спросил Герберт Пенкрофа.
— Конечно, — ответил моряк. — Ведь без спичек мы оказались бы в большом затруднении!
— Ну, мы могли бы добыть огонь, как дикари, потерев один кусок дерева о другой.
— Что ж, мой мальчик, попробуй! Посмотрим, добьёшься ли ты чего-нибудь таким способом, если не считать растёртых в кровь рук…
— Тем не менее этот простой способ очень распространён на островах Тихого океана.
— Не спорю, — сказал моряк, — но думаю, что у дикарей есть особая к этому сноровка, да и дерево они употребляют не всякое. Я несколько раз безуспешно пытался добыть огонь таким способом и решительно предпочитаю ему спички! Кстати, где же они?
Пенкроф стал искать по карманам коробку, с которой, будучи страстным курильщиком, он никогда не расставался. Но он не нашёл её. Обыскав снова все карманы, он, к глубокому своему изумлению, убедился, что коробки не было.
— Вот какая ерунда! — сказал он, растерянно глядя на Герберта. — Я потерял коробку… Скажи, Герберт, нет ли у тебя спичек или огнива?
— Нет, Пенкроф!
Пенкроф, нахмурясь, молчал. Он не старался скрыть своего огорчения. Герберт попытался утешить его:
— Наверное, у Наба, Сайруса Смита или Гедеона Спилета есть спички.
— Сомневаюсь, — ответил моряк, покачав головой. — Наб и мистер Смит — некурящие, а Гедеон Спилет, вероятно, выбросил за борт гондолы спички и сохранил свою записную книжку.
Герберт умолк. Потеря спичек была, конечно, неприятностью, но юноша не сомневался, что так или иначе они раздобудут огонь. Пенкроф, более опытный, хотя и не привык смущаться никакими неудачами, однако не разделял его надежд. Но так или иначе, а до возвращения Наба и журналиста ничего иного не оставалось, как довольствоваться сырыми яйцами и ракушками.
Около шести часов вечера, когда солнце уже скрылось за скалами, Герберт увидел Гедеона Спилета и Наба.
Они возвращались одни. У юноши больно сжалось сердце. Предчувствия не обманули моряка: Сайруса Смита не удалось найти…
Журналист подошёл и уселся на обломок скалы: усталый и голодный, он не в силах был говорить.
Глаза Наба, красные и воспалённые от слёз, яснее слов говорили, что он потерял всякую надежду. Бедный малый и сейчас ещё плакал.
Отдышавшись, Гедеон Спилет рассказал о безуспешных поисках Сайруса Смита. Он и Наб обошли побережье на протяжении почти восьми миль, но не нашли никаких следов, ни одного признака пребывания человека на этой земле. Море было так же пустынно, как и берег; очевидно, инженер нашёл свою могилу в нескольких стах футов от берега…
Герберт предложил корреспонденту и Набу по пригоршне ракушек. Наб, не евший ничего с утра, тем не менее отказался от пищи. Гедеон Спилет с жадностью набросился на моллюсков и улёгся на песок у подножия скалы. Он был страшно изнурён, но спокоен.
Герберт подошёл к нему и сказал:
— Мы нашли пристанище, где вы можете отдохнуть лучше, чем здесь. Наступает ночь. Пойдёмте, вам необходим отдых. Завтра мы подумаем о том, что делать дальше.
Журналист послушно поднялся и последовал за юношей к Камину, но по дороге его остановил Пенкроф и самым естественным тоном спросил:
— Нет ли у вас спичек, мистер Спилет?
Корреспондент пошарил по карманам, но ничего не нашёл.
— Очевидно, я выбросил их, — сказал он.
Моряк обратился тогда с тем же вопросом к Набу и также получил отрицательный ответ.
— Проклятие! — вскричал моряк, не в силах сдержать досаду.
Гедеон Спилет повернулся к нему.
— Ни одной спички? — спросил он.
— Ни одной…
— Ах! — воскликнул Наб. — Если бы здесь был мой хозяин, он сумел бы разжечь огонь.
Потерпевшие крушение печально переглянулись и умолкли. Первым нарушил молчание Герберт.
—| Мистер Спилет, — сказал он корреспонденту, — ведь вы курите, при вас всегда были спички! Быть может, вы недостаточно внимательно искали? Поищите ещё! Нам ведь нужна только одна спичка!
Корреспондент снова обшарил все карманы брюк, жилета, сюртука, пальто и неожиданно, к великой радости Пенкрофа и к своему глубокому изумлению, нащупал спичку, застрявшую под подкладкой жилета. Так как эта спичка, очевидно, была единственной, нужно было вытащить её чрезвычайно осторожно, чтобы не повредить фосфорную головку.
— Разрешите мне это сделать, — попросил юноша.
Осторожно и ловко он вытащил ничтожную, но драгоценную соломинку, имевшую такое огромное значение для этих бедняг. Спичка была цела!
— Одна спичка! — воскликнул Пенкроф. — Это всё равно что целый склад спичек!
Он взял это сокровище из рук Герберта и направился к Камину. Товарищи последовали за ним. Эту спичку, не имеющую никакой ценности в цивилизованных странах, нужно было использовать с величайшей бережностью.
Моряк сначала удостоверился, что спичка сухая, потом сказал:
— Нужен лист бумаги!
— Вот, — ответил Гедеон Спилет, не без колебания вырывая листок из своей записной книжки.
Пенкроф свернул листок трубочкой и всунул его в кучу мха и сухих листьев, сложенную под дровами так, чтобы воздух имел к ней свободный доступ. Затем он взял шероховатый камешек, тщательно вытер его и, удерживая биение сердца и дыхание, потёр спичку о его поверхность[9]. Спичка не зажглась: Пенкроф из боязни сорвать головку недостаточно крепко потёр её.
— Нет, — сказал он, — я не могу… У меня рука дрожит!
И он передал спичку Герберту.
Бесспорно, ещё никогда в жизни юноша так не волновался. Сердце его бешено стучало. Но тем не менее он решительно потёр спичку о камешек. Послышался треск, и вспыхнуло лёгкое пламя. Герберт повернул спичку головкой вниз, чтобы дать ей разгореться, и затем поджёг бумажку, Через несколько минут весёлый костёр пылал в Камине.
— Наконец-то! — сказал Пенкроф. — Я весь дрожал от беспокойства! Теперь уже нетрудно поддерживать постоянно огонь, достаточно только всегда оставлять немного тлеющих углей под золой. Дров у нас сколько угодно, требуется только внимание.
Как только костёр разгорелся, Пенкроф стал готовить ужин. Герберт принёс две дюжины голубиных яиц, но моряку, гордившемуся тем, что он знает пятьдесят два способа приготовления яиц, пришлось довольствоваться самым простым — печением их в горячей золе. В несколько минут яйца испеклись, и потерпевшие крушение приступили к первому своему ужину на новой земле.
9
Нужно помнить, что в то время были так называемые опасные фосфорные спички, зажигавшиеся при трении о любую шероховатую поверхность.