Несмотря на все это, профессор выглядел еще вполне молодцом и ехал вместе с нами в Индию для каких-то изысканий, заинтересовавшись в последнее время оккультными науками.
— Индия, — говорил он, — это единственная страна, где оккультные науки стоят высоко. В Египте мы находили только памятники, напоминающие о прежнем величии страны, о высоком умственном развитии жрецов, об их таинственной науке, граничащей с божественностью… Индусы восприняли от египтян эту тайную науку, сохранили, разработали, и всю добытую веками мудрость держат в тайне от чужих взоров, сосредоточив в руках нескольких избранных и отмеченных природой людей. Посмотрите, какими знаниями обладают даже низшие факиры, я не говорю уже о высших. В их руках сосредоточилась вся мудрость мира… Представители нашей европейской науки, в большинстве случаев засушенные педанты, отрицают все то, чего не могут понять… Разработка всевозможных таинственных явлений, которые они называют или фантазией, или плодом больного воображения, дала бы массу ценных вкладов в науку… Но они умышленно закрывают глаза и идут не тем путем, по которому бы им следовало идти, предпочитая дорогу, правда, более легкую, но такую, которая никогда их не приведет к цели…
Говоря все это, профессор горячился и волновался, как будто вопрос касался главным образом его самого и он был виновником недальновидности всех ученых Европы.
Таинственный индус, о котором мы рассказали профессору при первой же встрече, сильно заинтересовал его и профессор делал неоднократные попытки познакомиться с факиром, но индус каждый раз, хотя и вежливо, но сухо и холодно отклонял такие попытки, так что к вечеру пятнадцатого дня сближение профессора с индусом не подвинулось ни на шаг.
Всегда замкнутый, холодно вежливый, он с таким достоинством и тактом избегал разговоров и сближения с пассажирами, что сердиться на него не было возможности. Глядя на величественную фигуру индуса, чувствовалось, что этот человек неизмеримо выше каждого из присутствующих, что в нем есть искра того, чего нет в других.
Пассажиры чувствовали, по-видимому, то же самое и после ряда бесплодных попыток сблизиться с индусом оставили его в покое, продолжая относиться к нему с полным уважением, и даже за глаза не отзывались о нем хоть сколько-нибудь легкомысленно.
IV
На судне
На шестнадцатый день благополучного плавания, спасаясь от жары, мы сидели в каюте за бокалами лимонада со льдом и лениво вспоминали общих знакомых в Лондоне.
Сюртуки наши лежали вместе рядом и мы, несмотря на легкость одежды, поминутно обтирали лица полотенцами, смоченными в одеколоне, чтобы хоть немного освежить себя. Было нестерпимо жарко. Воздух, тяжелый и раскаленный, миллионами горячих иголок впивался в поры кожи.
Профессор Перкинс лениво потягивал свой лимонад, изредка вставляя два-три слова, пока разговор не коснулся Индии.
Тут он оживился:
— Господа! Вы не знаете, что такое Индия и индусы… Вам знакомы по географии главные города Индии, ее население, ее флора и фауна… Вы знаете местоположение Индии на земном шаре и только. Но вы не знаете той таинственной, ревниво скрытой от посторонних глаз Индии, у которой многому следовало бы поучиться Европе… Вам покажется странным, если я скажу, что Индия — это хранительница культуры, культуры не внешней, показной, которая только портит человека, расслабляет его волю и отдаляет его от идеала, а культуры мысли, познания самого себя, умения управлять своим «я», к чему, в конце концов, все мы должны стремиться… В Индии есть как бы маленькое государство в государстве — государство посвященных, которое, в сущности, самое сильное и могущественное в мире… Эта группа посвященных управляется, по мнению одних, четырьмя, по мнению других, семью владыками, которые живут вечно… понятно, не тело их, а мысль… Каким образом сохраняют они физическую оболочку, меняют ли ее или обновляют, это одна из тех тайн, какими полна Индия. Эти люди, живя где-то в горах Тибета, отдают приказания своим подчиненным, рассеянным по всему земному шару, не пользуясь ни телеграфом, ни телефоном, ни почтой, а исключительно напряжением воли, которая им заменяет все наши изобретения и усовершенствования. Они могут почти мгновенно переносить свое астральное тело на любое расстояние или вызывать к себе астрал нужного лица, говорить с ним, отдавать распоряжения, приказания…
Мы внимательно слушали.
— Их подчиненные, — продолжал профессор, — делятся на несколько категорий в зависимости от совершенства их духа и воли, причем низшую ступень составляют факиры, опытам которых ученые Европы удивляются и, не находя объяснения, с апломбом заявляют, что это фокусы или повторяют пошлую избитую фразу, что в природе есть еще много такого и так далее… не стараясь разгадать эту природу… В тайниках, принадлежащих посвященным, хранятся летописи человечества за все время его эволюции в течение пятисот пятидесяти шести веков и в то время, когда культура то шла вперед, то регрессировала, у посвященных Индии, отказавшихся от всякой другой культуры, кроме культуры мысли, культуры своего «я», эта культура безостановочно шла вперед заранее определенными шагами… Эта группа посвященных, это маленькое государство сильных волей и духом, сильных познанием природы, могло бы в одно мгновение уничтожить весь мир, но они выше этого, так как их идеал — стремление к самоусовершенствованию, стремление к Богу, и они на верном пути. К стыду нашему мы, европейцы, мнящие себя самыми культурными в мире, отстали от Индии на несколько десятков веков… Вот, разгадать хоть отчасти эти тайны, подсмотреть хотя бы сквозь щелку двери, открывающейся только для избранных, я и еду в Индию, господа! — продолжал профессор. — Но на многое, конечно, я не рассчитываю, так как, сравнительно с самым последним из посвященных, я еще ребенок…
В этот момент слова профессора были заглушены топотом и шумом, поднявшимся наверху.
Думая, что случилось какое-либо несчастье, мы, наскоро накинув сюртуки, бросились на палубу.
V
Буря
Капитан стоял на мостике, отдавая громким, несколько тревожным голосом приказания.
Матросы, как муравьи, расползлись по всей палубе, подвязывая кое-где, закрепляя и подтягивая брезент. Работали лихорадочно, суетливо.
Море было гладкое, как зеркало. Небо заволоклось свинцовыми тучами, и несмотря на то, что солнца не было видно, воздух был тяжел и горяч, как в печи.
Все предвещало бурю.
С трудом вдыхая раскаленный воздух, мы прошли вперед. Пассажиры волновались, суетились, бегая без толку по палубе. Только один индус по-прежнему величественно и спокойно стоял на своем излюбленном месте и, казалось, не замечал приближения шквала.
Невольно, подчиняясь уверенному спокойствию индуса, мы придвинулись поближе к нему, как бы ища у него защиты.
Море, до того времени неподвижное, слегка покрылось рябью и легкий освежающий ветерок пронесся по палубе. Мы с наслаждением стали вдыхать прохладный воздух.
В это время среди пассажиров появился помощник капитана.
— Попрошу всех пассажиров вниз! Поскорей, господа, пожалуйста!.. Сейчас начнется шквал, опасности нет никакой… Поскорей, господа!..
Не успели еще пассажиры уйти, как внезапно, словно по волшебству, пронесся первый порыв ветра, чуть не сбивший нас с ног. Мы инстинктивно схватились покрепче за что попало. За порывом последовала минута затишья и затем ветер, как бы радуясь свободе после долгого заточения, загудел с силой, понятной только тем, кто сам видел и испытал бурю в южных водах.
От бешеного напора воздуха мачты гнулись, как тростинки. Канаты лопались; собственного голоса не было слышно от шума и воя, напоминавшего пальбу тысячи орудий.