— Тогда зажарим себе яичницу! — весело подхватил Пенкроф.
— А в чем? В твоей шляпе?
— Нет, дружок, я, к сожалению, не волшебник. Ничего, не горюй. Мы испечем яйца. Хочешь, поспорим, кто больше съест?
Пенкроф и юноша принялись весьма внимательно осматривать все впадины меж гранитных глыб; кое-где действительно оказались яйца. Собрав несколько десятков голубиных яиц, сложили их в носовой платок моряка, а затем, полагая, что прилив уже кончился, спустились по склону к реке.
К часу пополудни они дошли до знакомой излучины. Прилив уже не мешал течению реки. Надо было воспользоваться этим, чтобы пригнать плот к ущелью. Пенкроф вовсе не намеревался пустить свой плот по воле случая, оставив его без всякого управления. Не хотел он также и взобраться на плот, чтобы им управлять. Тут ему пришло на помощь умение моряков смастерить канат из того, что есть под рукой, — моряк всегда выйдет из положения.
Набрав сухих лиан, Пенкроф ссучил из них веревку длиной в несколько саженей. Этот импровизированный канат привязали к плоту сзади, и конец его моряк крепко держал в руке, а Герберт, вооружившись длинной жердью, отталкивал плот от берега на стрежень реки.
Способ сплава оказался очень удачным. Шагая по берегу, Пенкроф сдерживал канатом тяжело нагруженный плот, и он спокойно плыл по течению. Берег тянулся обрывистой кручей, и нечего было опасаться, что плот застрянет где-нибудь на отмели. Часа через два он благополучно достиг устья реки, находившегося близ Трущоб.
ГЛАВА V
Лишь только плот разгрузили, первой заботой Пенкрофа было сделать Трущобы пригодными для жилья, заложив коридоры, чтобы по ним не разгуливали сквозняки. Пустив в ход песок, камни, щиты, сплетенные из веток, и мокрую глину, Пенкроф и Герберт плотно закупорили галереи, открытые холодным ветрам, и отделили верхнюю петлю типографского знака &. Оставили только один узкий, соединявшийся с боковой галереей извилистый коридор, который должен был служить дымоходом и давать тягу для очага. Теперь Трущобы состояли из трех-четырех «комнат», если можно так назвать темные берлоги, которыми вряд ли удовольствовались бы даже дикие звери. Но здесь было сухо, и здесь можно было стоять, выпрямившись во весь рост, по крайней мере в самой большой из этих «зал», находившейся в середине. Землю везде устилал слой мелкого песка. Словом, оказалось возможным в ожидании лучшего как-нибудь приютиться в этом убежище. Работая над его благоустройством, Герберт и Пенкроф оживленно разговаривали.
— Может быть, наши товарищи отыскали что-нибудь получше этих нор, — говорил Герберт.
— Может, и отыскали, — отвечал Пенкроф, — но если не уверен, не сиди сложа руки! Лучше иметь запасное жилье, чем совсем остаться без крова.
— Ах, только бы они нашли мистера Смита! — повторял Герберт. — Тогда все будет хорошо. Больше ничего я у неба не прошу!
— Да, — отозвался Пенкроф. — Вот был человек! Настоящий человек.
— Был? Почему ты говоришь «был»? Ты, значит, больше уже не надеешься увидеть его?
— Что ты, что ты! Боже упаси! — возразил моряк.
Работа по благоустройству Трущоб закончилась быстро, и Пенкроф заявил, что он вполне доволен.
— Ну, теперь наши друзья могут возвращаться, — сказал он. — Пристанище у нас неплохое.
Оставалось только соорудить очаг и приготовить обед, — дело в сущности простое и нетрудное. В глубине первого коридора слева сложили из плоских камней очаг возле отверстия «дымохода». Конечно, не все тепло выносило бы наружу вместе с дымом, и «комнаты» должны были нагреваться. Один из коридоров обратили в дровяник. Моряк стал укладывать в очаге дрова и мелкие сухие ветки. Он еще не закончил работу, как вдруг Герберт спросил, есть ли у них спички.
— Ну, разумеется, — ответил Пенкроф и добавил: — К счастью, есть. А то без спичек и без огнива пропадешь.
— Вовсе нет. Мы бы могли добыть огонь трением, как это делают дикари, — возразил Герберт. — Терли бы друг о друга две сухие чурки.
— Что ж, попробуй, дружок, попробуй. Увидишь, что ничего у тебя не выйдет, только руки себе натрудишь.