А вот Снежок, ее взрослый сын, получил только сердитый рык. Он был уже совсем большой, проходивший и успешно сдавший лично матери «курс молодого бойца — мышколова» по вылавливанию всякой лесной и околодомной дичи, а потому должен охотится сам. Впрочем, это дела внутренние семейные. Не зачем мне влазить в отношения между матерью и сыном.
Кот на это ничего не возразил. Он был настоящий мужчина и женщин считал в качестве полезного, но надоедливого существа, с которым истинный самец никогда не свяжется.
Но одним глазом, самая синька, он любопытно глядел — сам я съел подарок матери или поделюсь с ним.
Ой, да пожалуйста! Лягушку я, разумеется, брезгливо отодвинул ногой, даже не попытавшись ее попробовать. Не плешивый галл — лягушатник, чтобы эту гадость пробовать. Тем более, сырую.
Подождал, пока мохнатая женщина отойдет, молча показал Снежку — ешь! Тот кочевряжится не стал, сразу вонзил клыки в мясо.
Нет уж, я пас! Сорвал на солнечной опушке ягоды костяники, спелые, сочные осенью. Заел их хлебом. Хорошо-то как, господи!
И пошел дальше собирать грибы. Подосиновики, подберезовики, сыроежки, волнушки… всех не перечислишь. Осень весьма благодатна ко всем старательным.
Кошки мои, хотя и копошились, но от меня далеко не отходили. Чувствовалось, боятся лесного зверя, который, не смотря на все старания охотников, в лесу, так сказать, имел место быть. Лес все же. а не сад какой. Зубов и когтей хватает.
А я вместе с тем тоже начал как-то смутно беспокоится вообще ни о чем. Видимо, и для меня, человека, испорченного технической цивилизацией, биологически что-то уже доходило, раз прошли такие тревожные мысли. Хотя при этом в нем не было конкретики, общий рев о тяжкой жизни. Только потом стало доходить нехорошие мысли, что природа готовит нам тяжкую прогулку по лесу и ливневый дождь с градом. Хотя это было еще хорошо по сравнению с тем будущим катаклизмом, который намечался. И нам бы никак не мешало отсюда бечь по добру по здорову, если хотим еще жить на этом свете. Но ведь я совершенно не знал!
А потом было уже совершенно поздно. Погода задорно показала большое фигу на все ваши дальнейшие действия. Вдруг поднялся сильный штормовой ветер, поднявшийся до почти урагана. Деревьев он в воздух не поднимал, но вот ветки, сучья, различный лесной мусор швырял в лицо с легкостью. А еще дождь вначале одиночными каплями, а потом все чаще и чаще, неприятно бомбардировал меня. И кошки внизу довольно больно впились когтями в тело, опасаясь, как бы и их ненароком не унесло.
«Что же делать, — думал, оправдывая кошачьих, причиняющих немалую боль своими когтями, впиваясь в мои ноги, — они маленькие, такие легкие. Я сам чуть не взлетаю, а кошки точно в воздухе окажутся. Поймай их потом».
Нырнул под самодельный деревянный стол, составленных из небольших березовых жердей. Поставленный здесь усилиями работников Леснадзора для культурного распития спиртных напитков, он был как нельзя кстати. Немного отдышался от погодного натиска. Хлипкий стол защиты давал немного, больше психологическую, но у земли было все же потише и падать было уже дальше некуда.
Я мысленно пожал плечами. Честно говоря, чего-то в этом роде я все же ждал и поэтому пошел в лес. Жизнь прошел, старею уже, скоро в свою домовииу сыграю, а собственную Точку Ноль так и не встретил. Не впендюрился, так сказать, своей харей с размаху. И от этого мне так по этой жизни становилось от года к году все тяжелее, как будто понимал, что по чужой судьбе иду, не по своей. А повернут все не могу. Колея хоть и чужая, да моя.
И что же, это моя Точка Ноль и я со своими кошками кардинально ломаю свою нить жизни?
А в округе вдруг стало резко тихо, как обрезало. И бешенный ветер стих, и ливневый дождь исчез, словно их и не было. Но легче от этого как-то не стало. В природе чувствовалось нарастающее напряжение. «Как перед бурей», — подумалось мне.
Вдруг появилось ощущение сильной духоты и даже наэлектризованности. Покрасневший, вспотевший в довольно теплой для такого случая одеждой, я уже ничего не хотел, кроме одного — кабы все кончилось побыстрее и без излишнего смертоубийства.
И катаклизм, как послушал, пошел мне навстречу. Гризли, неведомо как пролезшая к моему лицу и теперь там уютно свернувшаяся клубочком, тревожно пошевелила ушами, смотрела на небосвод позади меня. Глаза ее тревожно расширились. «Вау!» — как бы удивленно сказала она и показала туда лапой.