— Одну минутку, друзья, — остановил всех инженер. — Мне думается, надо дать название и нашему острову, и каждому мысу, и косе, и речкам, которые мы тут видим.
— Отлично, — сказал журналист. — В будущем это упростит дело, когда нам придётся говорить о какой-нибудь местности на нашем острове.
— Правильно! — согласился моряк. — Очень удобно, когда можно указать, куда или откуда идёшь. И как-то, знаете, приличнее получится, будто мы в путном месте находимся.
— В Трущобах, например, — лукаво заметил Герберт.
— Верно, — подтвердил Пенкроф. — Очень подходящее название и само собой пришло мне на ум. Оставим за нашим первым становищем это название, так и будем говорить: «Трущобы». Согласны, мистер Сайрес?
— Конечно, Пенкроф, раз вы так окрестили их.
— Да, конечно, и другим местам названия придумать нетрудно, — продолжал, разохотившись, моряк. — Возьмём названия из книги про Робинзона — мне Герберт много читал из неё. Помните, как там написано? «Бухта Провидения», «коса Кашалотов», «мыс Обманутой надежды»!
— Нет, лучше не так, — возразил Герберт. — Лучше назовём заливы и мысы именем мистера Смита, мистера Спилета, именем Наба…
— Моим именем? — воскликнул Наб и улыбнулся широкой улыбкой, сверкнув белоснежными зубами.
— А почему бы и не назвать твоим именем? — заметил Пенкроф. — «Бухта Наба». Очень даже хорошо получается. «Мыс Гедеона»…
— Нет, по-моему, надо дать такие названия, чтобы они постоянно напоминали нам о родине, — ответил Гедеон Спилет.
— Да, для главных пунктов — для бухт, для заливов — так и надо сделать, — сказал Сайрес Смит. — Я вполне с этим согласен. Например, ту большую восточную бухту назовём: бухта Соединения, а ту широкую бухту у восточного берега бухтой Вашингтона. Гора, на которой мы сейчас стоим, пусть называется гора Франклина, а озеро, что лежит перед нашими глазами, пусть носит имя Гранта. Право, друзья мои, так лучше всего. Пусть эти названия напоминают нам о родине и о тех благородных гражданах, которые прославили её. Но для рек, для маленьких заливов, для мысов, для скал, которые мы видим с высоты этой горы, я предлагаю выбрать такие названия, чтобы они говорили об их контурах, о каких-нибудь их особенностях. Такие названия лучше запоминаются и будут иметь практическую пользу. Очертания нашего острова такие удивительные, что нам нетрудно будет придумать для них какие-нибудь образные названия. Что касается тех речек, которых мы ещё не видели, но, возможно, увидим в различных концах лесистой части острова, когда отправимся её исследовать, тех заливов и бухточек, которые впоследствии обнаружим, — то будем давать им названия по мере наших открытий. Что вы скажете, друзья мои?
Предложение инженера было принято единогласно. Остров лежал перед глазами путников, словно развёрнутая карта, и оставалось только дать названия каждому мысу, каждому заливу и возвышенности. Гедеон Спилет записывал эти названия, и географическая номенклатура острова была окончательно установлена. Прежде всего записали следующие наименования, предложенные инженером: бухта Соединения, бухта Вашингтона, гора Франклина.
— А теперь, — сказал журналист, — я предлагаю назвать вон тот полуостров, что тянется к юго-западу, Извилистым, а длинный каменистый мыс, которым он кончается, — назвать Змеиным, потому что он в самом деле похож на изогнутый хвост змеи.
— Принято, — сказал инженер.
— А вон тот залив, на другом конце острова, ужасно похож на раскрытую пасть акулы, — сказал Герберт. — Назовём его залив Акулы.
— Ловко придумал! — воскликнул Пенкроф. — Погоди, и мы от вас не отстанем. Тот мыс, что защищает бухту, предлагаю назвать мыс Челюсть.
— Но ведь там два мыса, — заметил журналист.
— Ну что ж, — сказал Пенкроф, — пусть у нас будут Северная Челюсть и Южная Челюсть.
— Записано, — заключил Гедеон Спилет.
— Надо ещё дать название тому остроконечному мысу, что виднеется у юго-восточного берега, — напомнил Пенкроф.
— Тому, что у края бухты Соединения, — добавил Герберт.
— Мыс Коготь, — тотчас отозвался Наб — ему тоже хотелось стать крёстным отцом какой-нибудь частицы общего владения.
Наб очень удачно придумал название — мыс действительно казался страшным когтем того фантастического животного, которое своими необыкновенными очертаниями напоминало остров. Пенкрофа привело в восхищение это весёлое занятие, дававшее простор воображению. Вскоре возникли новые названия.