На счет смешения культурных и сельских слоев общества можно также отнести пасторальный дух, пронизывающий британскую литературу, частое использование сцен сельской жизни, несравненные описания природы, изобилующие в британской поэзии. Начало положил «Цветок и лист» Чосера, который принес в гостиные свежесть и запахи росистых полей. Пасторальные поэты других стран пишут о природе, как будто нанесли ей случайный визит и бегло вкусили ее прелестей. Британские же поэты жили, полностью в нее погрузившись, проникали в ее самые тайные уголки, наблюдали за ее мельчайшими капризами. Струя фонтана не задрожит на ветру, листок не зашуршит на земле, алмазная капля не упадет в поток, робкая фиалка не дохне́т ароматом, маргаритка не раскроет румяные лепестки утреннему солнцу, не будучи замеченными увлеченным и тонким наблюдателем и включенными в какое-нибудь прекрасное нравоучение.
Эффект, произведенный увлеченностью изысканных умов сельскими занятиями, преобразил лик страны. Бо́льшая часть острова равнинна и была бы унылой, если бы не культурные украшения. Благодаря им он унизан и инкрустирован дворцами и замками, расшит парками и садами. Здесь не так много величественных и впечатляющих видов, зато много небольших домашних сцен сельского покоя и потаенной тишины. Каждый старинный фермерский дом и обросший мхом коттедж сам себе картина. Дорога постоянно петляет, вид перемежают рощи и живые изгороди, и глаз радуется непрерывной череде малых, пленительно очаровательных ландшафтов.
Однако, главное обаяние пейзажу Англии придает пронизывающее его нравственное чувство. Оно ассоциируется в умах с мыслями о порядке, покое, мудрых, устоявшихся принципах, стародавних традициях и уважаемых обычаях. Все вокруг кажется плодом многих веков размеренного, мирного бытия. Поддерживаемая в безупречном состоянии старая церковь с архитектурой глухой старины – низким, массивным порталом, готической башней, ажурными оконными переплетами и витражами, величавые монументы воинов и героев прежних времен, предков нынешних хозяев земли, могильные плиты с именами целых поколений отважных йоменов, чьи потомки до сих пор пашут все те же поля и преклоняют колена перед теми же алтарями, резиденция приходского священника – затейливая, несимметричная громадина, отчасти сохранившая древний вид, но отремонтированная и переделанная в соответствии со вкусами разных эпох и жильцов, калитка и дорожка, согласно незапамятному праву прохода по чужой земле ведущие с погоста через ласкающие глаз поля, вдоль тенистых живых изгородей, соседская деревня с почтенного возраста коттеджами, общественный луг в окружении деревьев, под которыми резвились прародители нынешнего племени, старинный особняк, стоящий поодаль посреди небольшого надела, но с видом защитника свысока взирающий на окружающий ландшафт, – все эти привычные черты английского пейзажа служат иллюстрацией покоя и оседлой надежности, передачи по наследству доморощенных добродетелей и местных привязанностей, так глубоко и трогательно отражающих нравственный характер нации.
Как приятна картина, когда в воскресное утро колокол рассыпает по тихим полям торжественный перезвон, а крестьяне в своих лучших нарядах, с румянцем на щеках и сдержанными улыбками, неторопливо стекаются по луговым тропам к церкви. Но еще приятнее видеть их по вечерам у порога своих коттеджей, наслаждающихся тихой отрадой и красотой, созданными их собственными руками.
Именно это сладостное ощущение дома, неизменное отдохновение, находимое в домашнем пейзаже, и есть праматерь самых стойких добродетелей и самых непорочных радостей. И я не вижу лучшего способа закончить свои отрывочные заметки, чем процитировав слова современного английского поэта, удивительно метко сказавшего[5]: