Теплый влажный воздух монотонно гудел от жужжания множества насекомых. Деревья отбрасывали на воду длинные тени, значит, время близилось к вечеру.
Джори глубоко вдохнула, и ее легкие наполнились опьяняющим ароматом сосны и жимолости, запахом влажной земли и водорослей. У нее защипало в носу, и она почувствовала, что вот-вот чихнет. Но девочка вовремя схватила себя за нос и удержалась: нужно вести себя очень тихо, потому что…
И тут вдруг ее сознание внезапно вернулось к настоящему.
«Нет!» – мысленно закричала она, пытаясь ухватить нить воспоминаний и вернуть картины и переживания, которые были такими отчетливыми. Но безрезультатно – прошлое скрылось, она осталась только с тем, что было здесь и сейчас, и со своей полнейшей растерянностью.
Джори нахмурилась, уставившись на плотную стену деревьев.
«Что все это значило? Зачем мне понадобилось прятаться там и наблюдать за озером?»
Раздосадованная и озадаченная, она сделала еще одну попытку вернуть воспоминания, но прошлое растворилось без следа. Тогда она повторила в уме то немногое, что все-таки удалось припомнить, не желая, чтобы и оно исчезло. Все, что она узнала, – в ее прошлом был случай, когда она зачем-то скрывалась под деревьями, шпионила за кем-то или за чем-то. И она была не одна.
Едва Джори вспомнила эту подробность, у нее возникло неприятное, тяжелое чувство.
Почему?
Кто еще прятался с ней в этом лесу?
Джори так старалась сосредоточиться, что невольно сжала кулаки и прищурилась, но больше ничего не приходило на память. От досады слезы навернулись на глаза, она чувствовала, что подошла совсем близко к разгадке. У Джори возникло ощущение, будто она бьется о дверь, которую захлопнули у нее за спиной, а дверь крепко заперта и не поддается ни на йоту, как бы она ни пыталась ее открыть.
Наконец, оставив безуспешные попытки, Джори отвернулась от озера и посмотрела на Сойера, все еще спавшего на земле. Она тихонько подошла к нему, наклонилась и некоторое время смотрела, как вздымается и опускается его грудь. Потом ей на глаза попался пропавший носок: его кончик выглядывал из-под куртки Сойера. Джори достала носок и натянула на босую ногу, потом подхватила с земли куртку и кроссовки. Задерживаться, чтобы надеть и то и другое, она не решилась: чем дольше она медлила, тем больше была вероятность, что Сойер проснется. А этого она не хотела. Она хотела только уйти… прямо сейчас. Поскорее убраться из этого места и от тревожащих душу неясных воспоминаний, от этого мужчины, чье сердце – она это поняла – никогда не будет принадлежать ей.
Джори повернулась спиной к Сойеру и тихо двинулась к дому. Она уже почти дошла до края опушки, когда за спиной раздался голос:
– Джори? Куда ты собралась?
Она остановилась и тихонько выругалась в сердцах. Дотянула… Пришлось повернуться к Сойеру. Он, как уже было ясно, проснулся и сидел, глядя на нее. В его взгляде не было и намека на сонливость, напротив, казалось, он полон энергии и отлично понял, что именно она задумала.
– Я собиралась вернуться к дому, – сообщила Джори и с раздражением заметила, что голос звучит неуверенно, словно она оправдывается. Собравшись с духом, она постаралась говорить как можно тверже: – Уже поздно, а я хотела выехать до темноты.
Еще до того как она закончила фразу, Сойер принялся натягивать одежду. Он действовал так быстро, что через считанные секунды был уже полностью одет и шагал к ней.
– А обуваться ты не собираешься? – спросил он, глядя на кроссовки, которые Джори сжимала вместе с курткой в дрожащих руках.
– Я… я забыла, – промямлила она. Сев на землю, она обулась, завязала шнурки, потом снова встала и посмотрела на Сойера.
– Ты готова?
Судя по всему, Сойер решил не заострять внимание на том факте, что она собиралась сбежать, не сказав ему даже «до свидания». Джори ничего не оставалось, кроме как кивнуть и двинуться вслед за ним в сторону дома.
***
Джори настояла на том, чтобы самой сесть за руль на обратном пути. Сойер не удивился, он ожидал этого и не стал спорить, когда Джори предложила ему занять место пассажира.
Пока она вела «рейнджровер» по длинной извилистой дороге, Сойер пытался собраться с мыслями. Ему хотелось сказать на прощание что-то важное, многозначительное, но он не знал, что бы это могло быть.
Когда они занялись любовью в последний раз, все изменилось. До сих пор Сойер еще мог обманывать себя, делая вид, что сможет забыть Джори, как только она уйдет из его жизни, что их отношения складываются только из чисто физического влечения и – с его стороны – древнего инстинкта защитника, не более того.
Но когда их тела слились воедино, когда оба смотрели друг другу в глаза, между ними что-то произошло, возникла какая-то глубинная связь. Это новое чувство было даже сильнее, чем его привязанность и любовь к невесте, может быть, даже сильнее ярости и вины, которые он носил в себе со дня убийства сестры.
Но это ничего не меняло и не могло изменить. Джори собралась уехать, а он должен был ее отпустить.
Сойеру очень хотелось знать, о чем она сейчас задумалась. Она смотрела прямо перед собой с таким сосредоточенным видом, как будто всецело сконцентрировалась на вождении. Можно подумать, есть какой-то риск в том, чтобы вести машину по мощеной дороге со скоростью двадцать миль в час.
Он кашлянул и даже открыл было рот, чтобы что-нибудь сказать – что угодно, лишь бы прервать молчание, – но закрыл его, так и не придумав ни одной фразы. Неужели с тех пор, как они, обнаженные, спали в объятиях друг друга, прошел лишь час с небольшим? Перед тем как проснуться, Сойер видел во сне Джори – ничего конкретного, только ее лицо, и она смеялась, смотрела на него с любовью во взгляде, и она принадлежала ему. Но сон рассеялся, на смену ему пришла суровая реальность.
«Слишком легко развеялись чары», – горячо подумал Сойер. Ему хотелось повернуть голову, вглядеться в ее лицо и попытаться понять, о чем она думает. Но он не посмел. Если он на нее посмотрит, то может заговорить, а если он с ней заговорит, то может сказать что-нибудь, о чем потом пожалеет, например… «Не покидай меня». Или…
«Я люблю тебя».
Эти слова ворвались в его сознание как молния, и у Сойера перехватило дух. «Я люблю тебя»? Но ведь он ее не любил.
«Я люблю тебя», – настойчиво звучало в мозгу. Не может быть! Он поклялся, что никогда больше никого не пустит к себе в душу. Его любовь к Сьюзен стала причиной ее смерти. Из-за любви к сестре он остался глух к предостережениям и не понял, что жизнь Ребекки в опасности. Сойер боялся снова полюбить женщину, которую ему суждено потерять. Если Джори не уедет из Близзард-Бэй, она погибнет.
«Но она может погибнуть, даже если уедет».
На этот раз Сойер не стал отмахиваться от страшной мысли. Он решил всерьез обдумать предположение, что опасность может последовать за ней в Нью-Йорк. Он попытался представить Джори в Нью-Йорке, но не увидел ничего конкретного – только тени, которые нависали над ней и в Близзард-Бэй. И все же Сойер не мог избавиться от тревожного предчувствия.
Что же делать? В Нью-Йорке его не будет рядом, и он не сможет ее защитить. Сойер знал, что не может поехать с ней, его место – здесь, в Близзард-Бэй. Он поклялся, что отыщет убийцу сестры, даже если на это потребуется вся жизнь. Теперь, когда убийца, по-видимому, тот же самый, снова нанес удар – даже дважды, – шансы найти его выросли. Возможно, обстоятельства двух последних преступлений помогут обнаружить хоть что-нибудь, хоть какие-то улики.
Но как же Джори? Сойеру не давала покоя мысль, что влечение к ней могло притупить его внимание, ослабить дар предвидения. А может быть, наоборот, он придумал на пустом месте несуществующую опасность, которая может настигнуть ее в Нью-Йорке, потому что просто не хочет, чтобы она уезжала? Последнее объяснение казалось вполне разумным. Но не так ли он приписывал видения о Сьюзен игре собственного воображения, порожденной подсознательным страхом перед женитьбой?