— Какой ты красивый, на актера похож. Забыла на какого. Женат?
— Да, — говорю я.
— Разводись! Бабы все сволочи…
Вообще, она больше разговаривала сама с собой, чем со мной. Видимо, долгое одиночество так сказывается на профессиональных актёрах.
— Не знаешь, слова у нас будут?.. Нет!.. Это хорошо. Я бы вообще хотела играть глухонемых старух, чтобы слов не учить. Нет, Герасима не хочу, собачку жалко.
И вот, двадцать девятого января был прогон, а тридцатого состоялся спектакль. Господи!.. Как всё было прекрасно, и гениальные стихи, и прекрасная музыка, и живые бабочки, и обнажённая Афродита, возникающая из небытия. Очень трудно рассказать такой спектакль словами — это безумные старики, дети, огромные мраморные доги и музыка. Я сам, когда не был занят в сцене, смотрел из-за кулис, не отрывая взгляд и забывая обо всём. Знаешь, Виталий, говорят, что в Питере этот спектакль больше ставить не будут. Жаль, что такое прекрасное действие, манящее очарование не увидят больше питерцы.
— Жаль.
Писатель вздохнул с сожалением, допил свой кофе и засобирался домой. Дома его ждала красавица-жена и прошлогодний салат «Оливье». Прощаясь, он крепко пожал Виталию руку и вполголоса сказал: «Завтра, Виталик, к вам на работу придёт один человек. Всё, о чем он вас попросит, вы должны выполнить точно и в срок. От того, как вы ему понравитесь, зависит ваше будущее… а может, даже и жизнь».
Виталий как бывший военный понял всё правильно.
— Как я его узнаю?
— Не волнуйтесь, он вас узнает. Кроме того, он произнесёт условную фразу: «Все девушки писают утром».
Утром в Рождественский сочельник, то есть шестого января, по Невскому проспекту, в пятнадцать часов по московскому времени от площади Восстания в сторону метро Маяковская шёл мужчина неопределённой внешности, неопределённого возраста, — это был контрразведчик Пронин Ферапонт Анемподистович. Он шёл на встречу с потенциальным агентом Виталием Эйхманом. Встреча должна была состояться на рабочем месте Виталия, в медицинском центре Sanatera на Невском (Мануальная терапия. Медицинский массаж. Медицинский педикюр). Где-то там, в тиши врачебных кабинетов, работал костоправ, искусный массажист Виталий Эйхман.
По пути Пронин зашёл в продуктовый магазин, чтобы купить бутылку коньяка. По старой, доброй ещё советской традиции, он никогда не ходил к врачам-специалистам с пустыми руками. Наверное, поэтому и дожил до стольких лет в добром здравии и сексуальной мощи. В магазине покупателей было мало и все были в масках.
После Нового года практически весь товар был просроченный, поэтому семейная пожилая пара через огромную лупу внимательно смотрела срок хранения товара. На кассе молодой человек расплачивался за «джентльменский» набор, то есть за коробку очень дорогих шоколадных конфет, бутылку французского спиртного (Арманьяк Baron G. Legrand 1991 Bas Armagnac 0,7 л.) и букет белых роз.
— Девушка, — поинтересовался он у пожилой продавщицы, — у вас гондоны с усиками есть?
— Есть один — это директор магазина, но он сейчас на выходном, — отвечала продавщица вежливо, а сама продолжала пробивать товар.
— Простите, я имею ввиду презервативы.
— Я тоже имею в виду презервативы. А кто он, по-вашему, если не презерватив использованный? Опять зарплату задерживает.
К двери массажного кабинета Пронин подошёл ровно в пятнадцать часов сорок пять минут, как и договаривался с массажистом. Из-за двери с табличкой «Эйхман В. А.» доносилось женское хихиканье. Таким противным смехом женщины смеются когда хотят кого-то соблазнить или уже получают удовольствие.
«Я, наверное, не вовремя», — подумал Пронин. Он ещё раз взглянул на часы, времени было ровно пятнадцать часов сорок пять минут, то есть ровно столько, во столько они и договаривались встретиться. Пронин решительно толкнул дверь кабинета, дверь без звука отворилась. Она была не заперта.
Перед Прониным предстала картина… женщина на массажном столе стояла в коленно-локтевой позе совершенно голая. Она противно хихикала и издавала другие звуки, похожие на дыхание астматика. Она, наверное, считала, что так дышать — это очень сексуально.