— Писатель, вы меня не поняли. Когда я говорил, что меня интересуют необычные люди, я имел в виду не подвиги в постели ваших актёров, неспившихся гениев и зрелых разведёнок, а настоящих придурков, по которым психушка плачет.
— Полковник, вы дослушайте меня до конца… Съёмки у нас затянулись. Съёмочная группа стала перестраиваться, готовить оборудование для снятия второй сцены. Актёрам массовки объявили перерыв. Я сижу в зале на полу (народу много, сидеть негде). Рядом со мной приземлился мужичок, амээсник из новеньких.
— Лавр, — так он мне представился, — это меня в честь дедушки назвали.
Лаврентий стал рассказывать мне о своей нелёгкой холостой жизни, о себе, о маме. Кстати, он пришёл сниматься с мамой. Ему сорок пять лет, ей чуть за шестьдесят. До конца перерыва остаётся минут двадцать, наш разговор с Лавром плавно переходит на какие-то возвышенные темы о мироздании, о космосе, о пришельцах. Мне было с ним интересно. Я ещё подумал, какая у него правильная речь и такое приятное лицо, он наверняка нравится женщинам. Вдруг Лавр замолчал, его взгляд стал отсутствующий и направленный сквозь меня.
Я с интересом смотрел на него. Что дальше? Лавр поковырялся в носу, вытащил оттуда что-то большое и зелёное, внимательно оглядел это и вытер палец о кофточку девушки, которая сидела к нам спиной и спала. С таким же отсутствующим взглядом он поковырял в другой ноздре, так же внимательно осмотрел, что он достал, потом положил это в рот и съел. Сейчас он походил на идиота: рот его приоткрылся, губа отвисла, изо рта закапала слюна… Но вот прошло ещё какое-то мгновение. Он вновь изменился: все мышцы лица у него напряглись, на скулах нервно забегали желваки. Взгляд стал острым и неприятным. Мне стало не по себе.
— Ты какую защиту используешь от прослушивания? — спросил он меня. — Вот я употребляю фольгу от шоколада. Он снял фуражку, она изнутри была выложена тройным слоем серебристой бумаги.
— Так меня никто и не прослушивает, — заблеял я испугано.
— Почему? Может, ты тоже из этих. Он не стал уточнять из каких. Взгляд его стал ещё злее, на скулах забегали желваки.
— Что ты! Я простой деревенский парень, от меня даже навозом пахнет. Я сунул ему под нос свою руку. — На, сам понюхай, убедись. И мысли у меня обыкновенные… Где бы выпить найти… кого бы трахнуть… Так чё меня прослушивать-то, следить за мной. А если будут мои мысли читать, то я тогда тоже, как ты, голову фольгой обмотаю.
Он успокоился и вновь заговорил о неведомых мирах, о красивых людях, пришельцах из созвездия Гончих Псов, но я его уже не слушал. За короткий промежуток времени я увидел в нём разных существ. В его теле одновременно жили три человека. На моё счастье раздался зычный голос бригадира:
— Перерыв окончен. Все на съёмочную площадку. Встаём на исходные, как стояли в первой сцене…
Писатель замолчал, потом горестно вздохнул, наконец он мотнул головой, словно отгоняя от себя горестные мысли и сказал:
— Вот я рассказал вам всё это, полковник, а сам думаю: услышали бы меня мои друзья-актёры, обрушили бы они гнев на мою голову… справедливый гнев. «Ты позоришь всех актёров второго плана. Что, по-твоему, все актёры придурки?..». А, вы знаете, полковник, есть среди них очень умная девушка. А какая она красивая…
— Хорошо, — перебил контрразведчик писателя, — эту красивую историю про свою любовницу вы мне попозже расскажете. А сейчас ответьте мне на один вопрос… половые извращенцы среди вашей братии актёров есть?
— Про гомосексуалистов рассказывать?
— Про гомиков мне пришлёте письменный отчёт в виде рассказа. Опубликуйте его (рассказ) в ВК на своей страничке.
Писатель задумался, вспоминая разные случаи, происходившие на съёмочных площадках. Он перебирал в памяти друзей, актёров второго плана, и думал: ну кто из них мог быть сексуальным извращенцем, и в чём должно выражаться это извращение?
Стояла удивительная белая петербургская ночь. Пронин и писатель шли не торопясь, вдыхая в себя этот удивительный воздух Петербурга, наполненный историей, непревзойденными пейзажами, архитектурой и запахами белой ночи. Такие ночи встречаются не только в городе на Неве, но и во многих других уголках нашей планеты, но только Санкт-Петербург удостоен почетного звания — Город белых ночей. Летние июньские ночи Санкт-Петербурга — это таинственные сумерки, которые распространяются на всё темное время суток, и для большинства людей они ассоциируются с чем-то мистическим, загадочным и прекрасным.