— Ты что здесь делаешь? — спросила она, схватив Мери за руку и оттащив ее в сторону. — Я что тебе говорила?
— Я повернула не в тот коридор, — объяснила Мери. — Я не знала, куда идти, и услышала, что кто-то плачет.
В эту минуту она возненавидела миссис Медлок, но в следующую минуту возненавидела ее еще больше.
— Ты ничего такого не слыхала, — сказала экономка. — Пойди к себе в детскую, не то я тебя отдеру за уши.
Она схватила ее за руку, таща и толкая по коридору, пока, наконец, не втолкнула в ее собственную комнату.
— А теперь, — сказала она, — ты лучше сиди, где приказано, не то тебя запрут. Мистер Крэвен должен взять тебе гувернантку, как обещал. За тобой надо строго присматривать, а у меня и так работы довольно.
Она вышла из комнаты, громко хлопнув дверью. Мери села на ковер возле камина, вся бледная от гнева. Она не заплакала, но заскрежетала зубами.
— Кто-то п л а к а л… п л а к а л… п л а к а л, — сказала она себе самой.
Она дважды слышала крик и решила, что когда-нибудь узнает, в чем дело. В это утро она уже узнала многое. Она чувствовала себя так, будто совершила длинное путешествие и, во всяком случае, немного развлеклась: она успела поиграть костяными слонами и видела серую мышь с детенышами в норке в бархатной подушке.
Глава VIII
Чрез два дня после этого, когда Мери проснулась утром, она сейчас же села в постели и позвала Марту:
— Посмотри-ка на степь! Посмотри-ка.
Дождь прекратился, а облака унесло ветром. Ветер тоже утих, и над степью высился ярко-голубой свод неба. Мери никогда даже не снилось, что небо бывает такое голубое. В Индии небо всегда было точно раскаленное, а здесь оно было такого ярко-голубого цвета, что казалось каким-то чудным, блестящим, бездонным озером; там и сям, высоко в этом голубом своде, носились маленькие белые перистые облачка. Широкий простор степи тоже был мягко-голубой, а не мрачно-багряный или серый.
— Да, буря прошла, — радостно сказала Марта. — Всегда бывает так в это время года — за ночь все проходит, как будто бури никогда не было и никогда не будет. Это потому, что весна идет. Она еще далеко, но все-таки идет.
— А я думала, что в Англии всегда дождь и всегда хмуро, — сказала Мери.
— О, нет! — сказала Марта. — В Йоркшире, когда ясно, то яснее, чем везде на свете. Я тебе говорила, что ты привыкнешь и станешь любить степь. Ты только подожди — увидишь, как зацветет золотистый дрок, и вереск, и пурпурные колокольчики; станут порхать бабочки, зажужжат пчелы и запоют жаворонки. Тогда тебе захочется встать на рассвете и быть целый день в степи, как делает наш Дикон.
— А можно будет мне пойти туда? — с любопытством спросила Мери, глядя в окно на голубой простор.
— Не знаю, — ответила Марта. — Мне кажется, что ты от роду не пользовалась своими ногами, ты не могла бы пройти пяти миль. До нашего коттеджа ведь пять миль.
— Мне хотелось бы видеть ваш коттедж, — сказала Мери.
Марта с секунду пристально глядела на нее, потом снова взялась за свои щетки и стала чистить каминную решетку. Она подумала, что в эту минуту маленькое некрасивое личико девочки вовсе не казалось таким кислым, как в то утро, когда она впервые увидела ее.
— Я спрошу мою мать, — сказала она. — Она всегда найдет способ сделать что надо. Сегодня — мой день, и меня отпускают домой. Я очень рада! Миссис Медлок очень уважает мою мать, может быть, она с нею поговорит.
— Я люблю твою мать, — сказала Мери.
— Еще бы! — сказала Марта, продолжая чистить.
— Я ее никогда не видала, — сказала Мери.
— Конечно, нет, — ответила Марта, — но она такая умная, работящая, добрая, опрятная, что ее любят все, кто видел и кто не видел. Когда я иду домой по степи, я прыгаю от радости.
— Я люблю и Дикона, — добавила Мери, — а я и его никогда не видала.
— Я уже говорила тебе, — гордо сказала Марта, — что его любят и птицы, и зайцы, и дикие овцы, и даже лисицы. Знаешь ли, о чем я думаю, — добавила она, сосредоточенно глядя на девочку, — понравилась бы ты Дикону или нет?
— Не понравилась бы, — сказала Мери своим чопорным, холодным тоном. — Я никому не нравлюсь.
— А сама себе ты нравишься? — спросила Марта, как будто ей на самом деле надо было знать это.
Мери с секунду колебалась, как бы обдумывая ответ.
— Нет… совсем не нравлюсь, — ответила она. — Но до сих пор я никогда не думала об этом.