Мери тихо отворила ее и затворила за собой; очутившись в длинном коридоре, она совершенно ясно услышала плач, хотя он был негромкий. Он слышался за стеною, слева, и в нескольких футах от Мери виднелась дверь. Мери могла видеть полоску света внизу. Кто-то плакал в этой комнате, и этот «кто-то» был маленький.
Она подошла к двери и толкнула ее; дверь отворилась, и она очутилась в комнате. Это была большая комната с красивой старинной мебелью.
В камине тускло тлел огонь; возле кровати с парчовым балдахином горел ночник, а на кровати лежал мальчик и капризно плакал.
У мальчика было худое нежное лицо цвета слоновой кости; глаза его, казалось, были слишком велики для такого лица. У него были густые волосы, тяжелыми прядями падавшие ему на лоб, отчего его лицо казалось еще меньше. Он выглядел больным; но плакал он скорее от раздражения, чем от боли.
Мери стояла возле двери со свечой в руках, затаив дыхание. Потом она осторожно двинулась вперед, и, когда она подошла поближе, свет привлек внимание мальчика. Он повернул голову на подушке и уставился на Мери, причем глаза его широко раскрылись.
— Кто ты? — сказал он, наконец, испуганным шепотом. — Ты призрак?
— Нет, — ответила Мери тоже испуганным шепотом, — а ты… призрак?
Он все глядел и глядел на нее. Мери не могла не заметить его странных глаз. Они были агатово-серые и казались слишком большими для его лица, потому что были оттенены черными ресницами.
— Нет, не призрак, — ответил он, подождав секунду. — Я Колин.
— Кто такой Колин? — дрожа, спросила она.
— Я — Колин Крэвен. А ты кто?
— Я — Мери Леннокс. Мистер Крэвен — мой дядя.
— Он мой отец, — сказал мальчик.
— Твой отец! — ахнула Мери. — Мне никто не говорил, что у него есть мальчик… Почему это?
— Поди сюда! — сказал он, не сводя с нее своих странных тревожных глаз.
Она подошла к постели, и он протянул руку и тронул ее.
— Ты ведь настоящая? — спросил он. — У меня часто бывают такие настоящие сны. Быть может, и ты такой сон.
Когда Мери выходила из своей комнаты, она надела теплый шерстяной капот и теперь сунула ему в руку полу капота.
— Потрогай-ка… Видишь, какая толстая и теплая материя, — сказала она. — А если хочешь, я тебя немножко ущипну, чтобы показать тебе, какая я настоящая. Мне на минутку показалось, что ты тоже, пожалуй, сон…
— Откуда ты пришла? — спросил он.
— Из своей комнаты… Ветер так выл, что я не могла уснуть; я услышала, что кто-то плачет, и мне захотелось узнать, кто это… Почему ты плакал?
— Потому что я тоже не мог уснуть и у меня заболела голова… Скажи мне опять, как тебя зовут.
— Мери Леннокс. Разве тебе никто не говорил, что я приехала сюда жить?
Он все еще перебирал пальцами складку ее капота и, очевидно, начинал уже больше верить в то, что она настоящая.
— Нет, никто. Они не смеют, — ответил он.
— Почему? — спросила Мери.
— Потому что я боялся бы, что ты меня увидишь. Я не хочу, чтобы люди меня видали и говорили обо мне.
— Почему? — снова спросила Мери, изумление которой возрастало каждую минуту.
— Потому что я всегда такой… больной и мне всегда надо лежать. Мой отец тоже не хочет, чтоб люди говорили обо мне. Слугам не позволяют говорить про меня… Если я буду жив, я, пожалуй, буду горбатый… Только я не буду жив. Отец боится и подумать, что я буду такой, как он…
— Какой это странный дом! — сказала Мери. — Такой странный… всюду тайны! Запертые комнаты… Запертые сады… и ты… А тебя тоже запирают?
— Нет. Я всегда в этой комнате, потому что не хочу, чтобы меня уносили отсюда; это меня слишком утомляет.
— А твой отец приходит к тебе? — осмелилась спросить Мери.
— Иногда, обычно когда я сплю. Он не хочет меня видеть.
— Почему? — не удержалась Мери.
По лицу мальчика пробежала мимолетная тень гнева.
— Моя мать умерла, когда я родился, и отцу больно смотреть на меня. Он думает, что я не знаю; но я слышал, как люди говорят… Он почти ненавидит меня…
— Он ненавидит сад, потому что она умерла, — сказала Мери, точно обращаясь к самой себе.
— Какой сад? — спросил мальчик.
— О, просто сад… который она любила, — пробормотала она. — А ты всегда здесь живешь?
— Почти всегда. Иногда меня берут куда-нибудь на морской берег, но я не хочу оставаться там, потому что все люди смотрят на меня. Я прежде носил железную штуку, чтобы у меня спина была прямая, но ко мне приехал важный доктор из Лондона и сказал, что это глупо. Он велел снять ее с меня и держать меня на свежем воздухе. Я ненавижу свежий воздух… и терпеть не могу выходить.