— Он так давно лежит у себя в комнате и так боится, что у него будет горб, что стал какой-то странный. Он знает очень многое из своих книжек… а больше ничего не знает. Он говорит, что так болен, что ничего не замечает, терпеть не может выходить из дому, не любит ни садов, ни садовников. Но он любит слушать рассказы про этот сад, потому что это тайна. Я не смею рассказать ему всего, но он раз сказал, что хотел бы его видеть.
— Мы когда-нибудь привезем его сюда, — сказал Дикон. — Я мог бы везти его колясочку… А ты заметила, как обе малиновки работали, пока мы тут сидели? Посмотри-ка, вон одна на ветке точно раздумывает, куда сунуть прутик, который у нее в клюве!
Дикон тихо свистнул, и птичка повернула головку и вопросительно взглянула на него, все еще держа прутик. Дикон ласково заговорил с нею.
— Ты знаешь, что мы тебе не помешаем, — сказал он. — Мы ведь тоже строим гнездо. Смотри, никому не рассказывай про нас!
И хотя малиновка ничего не ответила. Мери была вполне уверена, что она никому на свете не выдаст их тайны.
Глава XVI
В это утро в саду было много работы, и Мери вернулась в дом несколько позже; она так торопилась снова приняться за работу, что до самой последней минуты даже не вспомнила о Колине.
— Скажи Колину, что я не могу прийти к нему, — сказала она Марте. — У меня очень много работы в саду.
На лице Марты выразился испуг.
— О, мисс Мери, — сказала она, — он, пожалуй, рассердится, когда я ему скажу это.
Но Мери не боялась его, как другие, и она не была особенно склонна к самопожертвованию.
— Я не могу остаться! Меня ждет Дикон! — И она убежала прочь.
После полудня они работали еще усердней, им было еще веселее, чем утром. Они выпололи почти все сорные травы, подрезали большинство розовых кустов и вскопали землю вокруг них. Дикон принес собственный заступ и учил Мери, как надо работать ее садовыми орудиями.
— Скоро зацветут яблони и вишни, — сказал он, усердно работая. — А вон там, у стен, зацветут персики и сливы, и трава будет… настоящий ковер из цветов…
Когда Мери захотелось отдохнуть, оба они уселись под деревом. Дикон вынул из кармана свою дудочку и заиграл на ней; звуки были нежные и странные, и на стене, окружавшей сад, вдруг появились две белки, глядя вниз и прислушиваясь.
Солнце клонилось к закату, и его ярко-золотые косые лучи проникали сквозь листву деревьев, когда дети расстались.
— Завтра будет ясно, — сказал Дикон. — Я примусь за работу на рассвете!
— И я тоже, — сказала Мери.
Она быстро понеслась к дому, желая рассказать Колину про Дикона, про ворону и лисичку, про то, что сделала весна. Она была уверена, что он захочет услышать обо всем этом, и была неприятно поражена, отворив дверь своей комнаты и увидев Марту, которая стояла и ждала ее с грустным выражением лица.
— Что случилось? — спросила она. — Что сказал Колин, когда ты его предупредила, что я не могу прийти?
— О, лучше было бы, если бы ты пошла! — сказала Марта. — С ним опять чуть не случился припадок. Мы почти целый день возились, чтобы успокоить его. Он все время глядел на часы.
Мери крепко стиснула губы. Она так же мало привыкла думать о других, как и Колин, и никак не могла понять, почему раздражительный мальчишка мешает ей делать то, что ей нравится. Она не знала, как жалки те люди, которые всегда больны и раздражены, которые не знают, что можно владеть собою и не раздражать других. В Индии, когда у нее бывала головная боль, она делала все возможное, чтобы довести и других до головной боли или чего-нибудь похуже. И она, конечно, считала, что совершенно права; но теперь, конечно, сознавала, что Колин не прав.
Когда она вошла в его комнату, его не было на диване. Он лежал в кровати, на спине, и даже не повернул к ней головы. Начало было недоброе, и Мери подошла к мальчику с самым чопорным видом.
— Почему ты не встал? — спросила она.
— Я встал сегодня утром, потому что думал, что ты придешь, — ответил он, не глядя на нее. — А после полудня я заставил их опять уложить меня в постель. У меня болела спина, болела голова, и я очень устал. Отчего ты не пришла?
— Я работала с Диконом в саду, — сказала Мери.
Колин нахмурился и, наконец, удостоил ее взглядом.
— Я не позволю этому мальчику приходить сюда, если ты будешь уходить к нему вместо того, чтобы прийти сюда и разговаривать со мной, — сказал он.
Мери вдруг вышла из себя. С ней это случалось без всякого шуму; она просто становилась упрямой и угрюмой, и ей было все равно, что бы ни случилось.