— Моя айэ делала это, — ответила Мери, уставившись на нее. — Такой там обычай.
Она очень часто говорила: «такой был обычай». Туземные слуги всегда говорили это. Если им приказывали сделать что-нибудь, чего целые века не делали их предки, они с кротким взглядом отвечали: «Обычай не таков», — и всякий знал, что этим дело кончалось.
«Обычай был таков», что Мери ничего не делала сама, а только стояла и позволяла одеть себя, точно кукла.
Раньше чем она готова была идти завтракать, она уже начала подозревать, что жизнь в Миссельтуэйте научит ее многому, совершенно неизвестному ей: например, надевать чулки и башмаки, подымать все, что она роняла.
Если бы Марта была хорошо обученной, «настоящей» горничной, она была бы более почтительной и услужливой и знала бы, что ей полагается расчесывать волосы, застегивать башмаки, поднимать вещи и класть их на место. Но она была простая деревенская девушка, которая выросла в коттедже в степи с целой толпой братьев и сестер, которым и в голову не приходило, что можно чего-нибудь не делать самим и не ухаживать за младшими детьми, которые еще только учились ходить.
Если бы Мери Леннокс была таким ребенком, которого легко развеселить, болтливость Марты, вероятно, рассмешила бы ее; но Мери невозмутимо слушала ее, удивляясь развязности ее манер. Сначала разговор ничуть не интересовал ее, но Марта продолжала добродушно болтать, и Мери стала прислушиваться к ее речи.
— Если бы ты их всех видела! — говорила Марта. — Нас всех двенадцать человек, а отец мой получает всего шестнадцать шиллингов в неделю. Трудно матери накормить их всех, скажу я тебе. Все дети целый день играют в степи, и мать говорит, что они толстеют от степного воздуха. Она говорит, что они, должно быть, едят траву, как дикие пони. Наш Дикон, ему уже двенадцать лет, приручил молодую лошадку-пони и говорит, что она теперь его.
— А где он взял ее? — спросила Мери.
— Нашел в степи вместе с матерью, когда она была еще совсем маленькая. Он стал приручать ее, кормить хлебом, щипать для нее траву. И она так привыкла к нему, что ходит следом за ним и позволяет ему сесть ей на спину. Дикон очень добрый, и животные любят его.
У Мери никогда не было никакого животного, с которым она могла бы играть, и ей всегда очень хотелось иметь его. Она почувствовала даже некоторый интерес к Дикону; а так как она никогда никем не интересовалась, кроме самой себя, это, очевидно, было пробуждением доброго чувства.
Когда она вошла в комнату, в которой устроили для нее детскую, то увидела, что комната похожа на ту, в которой она спала. Это была комната не для ребенка, а для взрослого человека, с мрачными старыми картинами на стенах и с тяжелыми старыми дубовыми стульями. На столе посреди комнаты стоял хороший обильный завтрак. Но у Мери всегда был очень плохой аппетит, и она равнодушно взглянула на первое блюдо, которое Марта поставила пред ней.
— Я не хочу этого, — сказала она.
— Не хочешь каши?! — недоверчиво воскликнула Марта.
— Нет.
— Ты не знаешь, какая она вкусная! Положи немножко патоки или сахару!
— Я не хочу, — повторила Мери.
— Вот этого я уж не могу переносить, — воскликнула Марта, — чтобы понапрасну портили хорошую провизию! Если б за этим столом сидели наши дети, они бы его в пять минут очистили!
— Почему? — холодно спросила Мери.
— Почему? — повторила, как эхо, Марта. — Потому, что у них почти никогда в жизни не было полных желудков. Они всегда так голодны, как детеныши ястреба или лисы.
— Я не знаю, что значит быть голодной, — сказала Мери с равнодушием невежды.
Марта с негодованием поглядела на нее.
— Ну, тебе очень полезно было бы испытать такое, я это ясно вижу, — откровенно сказала она. — Я терпеть не могу людей, которые только сидят да смотрят на вкусную еду. Как бы мне хотелось, чтобы все, что тут на столе, было в желудках у Дикона, и Филя, и Джейн, и у всех остальных!
— Отчего же ты не отнесешь им всего этого? — посоветовала Мери.
— Это не мое! — гордо ответила Марта. — И сегодня не мой выходной день. Мне дают отпуск только раз в месяц, как и всем остальным, и тогда я ухожу домой и помогаю матери убирать, а она отдыхает.
Мери выпила немного чаю и съела кусочек поджаренного хлеба с вареньем.
— А теперь оденься потеплей и поди наружу поиграть, — сказала Марта. — Тебе это будет очень полезно и даст аппетит.
Мери подошла к окну. Она видела сады, дорожки и большие деревья, но все это имело какой-то тусклый зимний вид.
— Зачем мне идти наружу в такой день?
— Если не пойдешь, то придется остаться в доме, а что ты здесь будешь делать?