– На небе, – отвечал Бен и вонзил лопату в землю. – Так священник говорит.
– А что же розы? – спросила Мэри с волнением.
– О них забыли.
Мэри ещё больше разволновалась.
– И они погибли? Розы гибнут, если о них забывают, да? – наконец решилась она.
– Гм… Я их полюбил… и её полюбил… а она их любила, – нехотя признался Бен Везерстаф. – Разок-другой в год я туда хожу и немного ими занимаюсь – подстригу там, окопаю… Они дичают, но почва там хорошая, и некоторые выжили.
– А когда на них листочков нет и они такие серые, бурые и сухие, как узнать, погибли они или нет? – спросила Мэри.
– Подожди, пока на них весна подействует: солнышко прогреет после дождя, а после солнышка дождичек промоет – тогда и увидишь.
– Но как? Как? – вскричала Мэри, забыв об осторожности.
– Осмотри веточки и отростки и, если где найдёшь коричневый бугорок, погляди на него после тёплого дождичка. Тогда увидишь… – Внезапно он остановился и с любопытством взглянул на её взволнованное лицо. – Чего это ты вдруг садами и розами заинтересовалась?
Мэри вспыхнула. Она едва решилась ответить.
– Я… хочу играть… будто у меня свой сад, – проговорила она с запинкой. – Мне… совсем нечем заняться. У меня ничего… и никого нет.
– Что ж, – медленно проговорил Бен Везерстаф, не отводя от неё глаз, – твоя правда. Так оно и есть.
Он так странно произнёс эти слова, что Мэри подумала: уж не жалеет ли он её? Сама она никогда не испытывала к себе жалости, только усталость или недовольство, потому что многое её раздражало, да и люди тоже! Однако теперь всё вокруг, казалось, менялось – и к лучшему! Если никто про тайный сад не проведает, то она там будет играть – всегда! Вот будет хорошо!
Мэри пробыла с Беном ещё минут десять-пятнадцать и задала ему ещё несколько осторожных вопросов. Она боялась, как бы он чего не заподозрил, но он на всё отвечал и хотя и ворчал в своей обычной манере, но, видно, не рассердился – во всяком случае, не взял лопату и не ушёл. Она уже собралась с ним распрощаться, когда он сказал что-то о розах, и это напомнило ей о саде, который он, по его словам, полюбил.
– А теперь ты хочешь взглянуть на те розы? – спросила она.
– В этом году не был. Ревматизм меня одолел, суставы совсем не гнутся.
Он пробурчал это, как всегда, недовольно, а потом вдруг почему-то рассердился.
– Слушай-ка! – произнёс он резко. – Что это ты меня всё допрашиваешь? В жизни такой приставучей не видывал! Иди себе, играй! Ничего больше говорить не буду!
В голосе у него звучала такая досада, что она поняла: больше она у него ничего не выудит. Она вышла из ограды и медленно поскакала прочь по длинной дорожке, а пока скакала, думала о нём: что ж, что он такой сердитый, всё равно он ей, как ни странно, нравится. Да, старый Бен Везерстаф ей нравится. Определённо нравится. Ей всегда хотелось, чтобы он разговорился. И потом, он, похоже, всё-всё про цветы знает.
Тайный сад огибала дорожка, усаженная вечнозелёными кустами, которая упиралась в калитку, ведущую в рощу. Мэри решила проскакать до калитки и посмотреть, не видно ли в лесу кроликов. Ей весело было скакать по дорожке; оказавшись у калитки, она открыла её и вышла в лес: тут она услышала какой-то странный, негромкий и протяжный звук, и ей захотелось узнать, что это.
Вот неожиданность! У неё перехватило дыхание, и она стала как вкопанная. Под деревом, опершись о ствол, сидел мальчик и играл на простой деревянной дудочке. Забавный это был мальчик! Лет двенадцати на вид, чистенький, курносый, краснощёкий, а глаза такие круглые и голубые, каких Мэри никогда в жизни не видела. К стволу дерева, под которым он сидел, прильнула белочка, не сводившая с него глаз; из-за ближнего куста выглядывал фазан; а совсем рядом с ним сидели на задних лапах два кролика и дёргали носиками. Можно было подумать, что все они сошлись сюда посмотреть на него и послушать негромкий звук его дудочки.
Заметив Мэри, он поднял руку и проговорил тихим голосом, чем-то похожим на его свирель:
– Не двигайся. А то вспугнёшь…
Мэри застыла. Мальчик перестал играть и начал медленно вставать с земли. Он поднимался так осторожно, что, казалось, вовсе не двигался, однако постепенно выпрямился и встал. Белка тотчас бросилась вверх по дереву, фазан спрятал голову, а кролики опустились на передние лапки и спокойно поскакали прочь.
– Я Дикон, – сказал мальчик. – А ты, я знаю, мисс Мэри.
Но Мэри давно уже поняла, что это Дикон. Кто ещё мог так околдовать кроликов и фазанов, словно заклинатель змей в Индии? Рот у него был широкий, уголки рта загибались вверх, а улыбка освещала всё лицо.