– Пощупай, – сказала она, – какая плотная и тёплая материя. Если хочешь, я могу тебя ущипнуть, чтобы ты убедился, что я живая. Мне тоже сначала показалось, что ты мне снишься.
– Откуда ты взялась? – спросил он.
– Из своей комнаты. Ветер так выл, что я не могла заснуть. Я услышала, что кто-то плачет, и решила узнать, кто это. Почему ты плакал?
– Мне тоже не спалось, и голова разболелась. Скажи ещё раз, как тебя зовут?
– Мэри Леннокс. Неужели тебе не сказали, что я приехала?
Он всё ещё сжимал в руке край её шали, но, видно, начинал верить, что всё это ему не снится.
– Нет, – отвечал он. – Не посмели.
– Почему?
– Я бы испугался, что ты меня увидишь. Я не хочу, чтобы меня видели и обсуждали.
– Почему? – повторила Мэри, всё больше и больше удивляясь.
– Потому что я всегда так – болею и лежу в постели. Мой отец тоже не позволяет обо мне говорить. Если я выживу, то буду, наверное, горбатым – только я не выживу. Отец боится, что я буду такой, как он.
– Ах, какой странный дом! – воскликнула Мэри. – Какой странный дом! Всюду тайны! Комнаты заперты, сады заперты – а теперь ещё и ты! Тебя тоже заперли?
– Нет. Просто я в этой комнате живу, потому что не хочу, чтобы меня отсюда переводили. Это очень утомительно.
Мэри подумала и решилась.
– А твой отец тебя навещает? – спросила она.
– Иногда. Обычно когда я сплю. Ему неприятно меня видеть.
– Почему? – снова спросила Мэри.
Лицо мальчика омрачилось.
– Моя мать умерла при моём рождении, ему тяжело на меня смотреть. Он думает, я не знаю, но я слышал, как люди говорили об этом. Он меня прямо ненавидит.
– И сад он ненавидит, потому что она умерла, – подумала Мэри вслух.
– Какой сад? – спросил мальчик.
– Гм… ну… сад… просто сад, который ей нравился, – затруднилась ответить Мэри. – Ты всё время здесь живёшь?
– Да, почти всё время. Иногда меня возили к морю, но я там жить не хотел: там все на меня смотрели. Я раньше носил такую железную штуку, чтобы спина была прямой, но потом из Лондона приехал очень важный врач и сказал, что это глупо. Он велел эту штуку снять и держать меня на свежем воздухе. Только я свежий воздух ненавижу и не хочу выходить.
– Я тоже не хотела, когда сюда приехала, – призналась Мэри. – Что ты так на меня смотришь?
– Некоторые сны так похожи на явь, – отвечал он угрюмо. – Порой откроешь глаза и не веришь, что проснулся.
– Мы оба не спим, – сказала Мэри.
Она обвела взглядом комнату – высокие потолки, тёмные углы и тусклый огонь в камине.
– Всё это и правда похоже на сон. Ведь сейчас ночь, все в доме спят, все, кроме нас! Только мы бодрствуем.
– Я не хочу, чтобы это был сон, – забеспокоился мальчик.
Внезапно Мэри в голову пришла одна мысль.
– Ты говоришь, что не любишь, когда на тебя глядят, – начала она. – Может, ты хочешь, чтобы я ушла?
– Нет, – отвечал он и легонько потянул за край шали, зажатой в его руке. – Если ты уйдёшь, я буду думать, что ты мне приснилась. А если ты мне не снишься, то сядь на ту скамеечку и поговори со мной. Я хочу про тебя знать.
Мэри поставила свечу на столик возле кровати и села на мягкую скамеечку. Ей совсем не хотелось уходить. Ей хотелось остаться в этой таинственной, скрытой от посторонних глаз комнате и разговаривать с этим таинственным мальчиком.
– Что тебе рассказать? – спросила она.
Он всё хотел знать: когда она приехала в Мисселтвейт; какой коридор ведёт в её комнату; чем она здесь занимается и ненавидит ли, как он, вересковую пустошь; и ещё – где она жила прежде. Мэри ответила на все эти вопросы и на множество других, а он слушал, откинувшись на подушку. Он заставил её рассказать об Индии и о том, как она приплыла на пароходе через океан. Оказалось, что из-за болезни его ничему не учили, как других детей. Когда он был ещё маленьким, одна из нянек научила его читать – теперь он без конца читал и разглядывал иллюстрации в великолепно изданных книжках.
Хотя отец навещал его редко, у него было множество всяких чудесных игрушек. Только он редко в них играл. У него было всё, что он ни пожелает, и его никогда не заставляли делать ничего, к чему у него не лежало сердце.
– Меня все должны развлекать, – произнёс он спокойно. – Сердиться мне вредно. Никто не верит, что я останусь жить.
Он давно смирился с этой мыслью, и она его совсем не волнует, объяснил он Мэри. Звук её голоса был ему, видно, приятен. Она говорила, а он внимательно слушал, прикрыв глаза. Уж не засыпает ли он, подумала Мэри. Но тут он снова задал ей вопрос:
– А сколько тебе лет?
– Десять, – отвечала Мэри и, не подумав, прибавила: – Как и тебе.
– Откуда ты знаешь? – удивился он.