— Разве это жизнь? — проворчала мне вслед старуха. — Друг друга караулят, каждый всего боится.
В тот вечер я долго мотался по городу, путал свои следы. Наступила ночь, а я все еще не решил, куда мне податься. Наконец вспомнил адрес одного своего знакомого и пошел к нему проситься на ночлег. Мой знакомый хоть и жил в городе, но совсем не походил на городского человека. Он всего дичился, ходил небрежно одетым. Имя у него тоже было странное — Тик. Должно быть, даже не имя, а прозвище. Встретил меня Тик холодно и настороженно. После того как мы перекинулись парой ничего не значащих слов, он спросил:
— На старом месте работаешь?
— Да, на старом, — ответил я, как бы не замечая его подозрительности. — Приехал в Киев за медикаментами, да поздновато, никого из начальства не застал на месте.
— М-м, за медикаментами, — промычал Тик и заерзал на стуле. — Хорошая профессия — врач. На немца или на русского работать — все равно людей лечить. Я своему собачьему сыну Гришке сколько раз твердил: учись на врача, очень выгодное дело. Но разве будет толк в сыне, который не слушает отца. Не знаю даже, где его теперь черт носит.
Гриша, сын Тика, был пытливым и умным пареньком. Я видел его лет пять назад, и он мне очень понравился.
— Не отчаивайтесь, — утешил я Тика. — Сын ваш не пропадет. А что известий нет от него, так это понятно: немцы письма задерживают.
— Знаю, — Тик махнул рукой. — Просто так говорю об этом. Обидно мне, отцу, что сын непослушным вырос. Был бы врачом, работал бы спокойно, как ты. Немцы не всех же арестовывают да убивают. Им тоже специалисты нужны.
Я молча слушал болтовню хозяина, не возражал и не поддакивал ему. Тик заметил, что я не имею охоты поддерживать разговор, и нахмурился.
— Ну ладно, будем отдыхать, — сказал Тик и крикнул жене, гремевшей посудой на кухне: — Иди постели постель гостю. Устал господин доктор с дороги.
Тик, не попрощавшись, скрылся в другой комнате. У стены я увидел диван и стал устраивать на нем постель. Подложив под голову шапку и укрывшись шубой, я попытался заснуть. Но это не так-то было просто В комнате стоял собачий холод. Из щелей в окнах тянуло сквозняком. Я устал с дороги. Промерз, но Тик даже и не подумал предложить мне хотя бы стакан чаю. Война что ли огрубила людей, сделала их равнодушными к чужой беде. Так с этими невеселыми мыслями я и заснул. Утром меня разбудил Тик. Я подивился его игривому настроению. От вчерашней настороженности не осталось и следа. Тик просто расстилался передо мной.
— Ну, Алеша, и крепкий же сон у тебя. Еле разбудил. Посмотри, сколько уже времени. — Тик показал на часы. Был девятый час утра. Я увидел стол, заставленный всякими закусками. Посреди стола красовался большой медный самовар и поблескивала потными боками объемистая бутыль. Два дня я почти ничего не ел, и у меня от всего этого изобилия закружилась голова. Тик, вспомнил я, доводился мне дальним родственником. Видно, заговорила в нем совесть, проснулись так называемые родственные чувства.
— Вставай, Алеша, будем умываться, — Тик подал мне свежее, чистое полотенце. — Самовар давно уже кипит. Дважды свежих углей подсыпал, а старуха все не велит будить тебя. Пусть, говорит, поспит, пусть отдохнет хорошенько. А я не выдержал и разбудил.
Тик вертелся вокруг меня и покрикивал на старуху.
— Чего ты стоишь? Принеси подушку и положи на стул, чтобы гостю помягче было. Садись, Алеша, откушаем что бог послал.
Во время еды Тик говорил без умолку. Он все хотел угодить мне, сделать приятное.
— Давненько мы не виделись, — тараторил хозяин, — а мы ведь родственники. Мой дом — твой дом. Закусывай, не стесняйся. Сейчас водочки выпьем. Вы, врачи, спирт привыкли пить. Водка может показаться тебе горькой. Но у меня особая водка. Видишь, как роса чистая, хрусталем отливает.
— Пить мне нельзя, — сказал я. — Пойду в управление, неудобно.
— Господи, что тебе сделается от стаканчика? — удивился Тик. — Водку не так-то просто теперь найти. Старуха по соседям ходила. Сын, говорила, приехал, еле достала. Ты уж не обижай старуху, выпей.
Хозяин с хозяйкой почти насильно заставили меня выпить рюмку водки. После чая Тик пододвинул свой стул ко мне поближе и, противно хихикая, заговорил:
— Ты вчера сказал, что лекарства получать будешь? Много ли тебе причитается?
— Не знаю. Но все, что дадут, не откажусь, заберу, ничего не оставлю.
— Правильно рассуждаешь, — одобрил Тик, — сейчас каждый порошок — это капитал. Время, сам знаешь, какое.
— Как это — капитал? — удивился я.
— Наивный ты ребенок! Вот что значит молодость и неопытность, — хозяин взялся «просвещать» меня: — Сейчас война, и когда она кончится — один бог знает. Лекарства теперь — на вес золота. Страшная нужда на всякие порошки и пилюли. Взять этот, как его, сульфидин. Это же дефицит. Однажды ко мне приходил один человек, на коленях молил продать сульфидин. Часы золотые и кольцо предлагал. Ну я, конечно, не упустил такого случая. У старухи были какие-то порошки, пришлось отдать. Бедный рад был без памяти.