— Ах, не надо лишних слов. Лучше расскажите все, что знаете.
— Но я не знал…
— На это я и надеюсь, — отвечала Аделаида, и в голосе ее прозвучало раздражение. — Давайте к делу. Кто вас выбрал посредником в этой дурной и грязной афере? Король в ярости, моя племянница оскорблена. Она…
Мадам яростно пошевелила дрова в камине, и оттуда немедленно вылетели снопы искр.
— Сударь, — молвил Николя, обращаясь к музыканту, — я знаю, кому следует задать подобный вопрос. И он подтвердит вашу невиновность.
Бальбастр не верил своим ушам: он не мог поверить, что спасение придет от маркиза де Ранрея.
— Кто-то изобрел способ скомпрометировать королеву и нашел марионетку, готовую его осуществить.
— В самом деле, господин маркиз, будучи приближенным к ее величеству, которой я даю уроки игры на клавесине, — ведь вам известен ее изысканный вкус, — я сначала хотел предложить ей приобрести эту флейту. Но, узнав, что Мадам ищет, что бы подарить королеве, мне пришла в голову мысль…
— Вот уж чего, действительно, от вас не требуется, — проворчала принцесса.
— Кто предложил вам сделку?
Бальбастр пребывал в нерешительности.
— Должен ли я, сударь, напомнить вам о прошлом?
— В доме герцога д’Эгийона я познакомился с прусским дворянином, сказавшимся моим поклонником. Он долго расхваливал мои импровизации в Нотр-Дам, о которых упомянула ее высочество, а также похвалил обе мои пьесы для клавесина и фуги для органа.
— Вы нам рассказываете басню о вороне и лисице!
— Увы, Мадам! Я оказался падким на лесть.
— А как зовут этого поклонника?
— Я не могу…
— Не можете? Как это вы не можете? Слово дочери Франции, я велю колесовать вас, сударь, за оскорбление величеств, если вы не скажете.
— Было бы очень жаль прибегать к подобным мерам, когда имеешь дело с владельцем клавесина с портретом великого Рамо. Отвечайте, сударь, ее королевскому высочеству. Имя, и немедленно.
— Речь идет о шевалье Тадеуше фон Иссене.
— А знаете ли вы, — заорала принцесса, — где он раздобыл сей предмет? Он был украден из покоев короля Фридриха! Да, из Сан-Суси! Этого вполне достаточно.
Она встала, с улыбкой протянула Николя руку для поцелуя и, смерив взором Бальбастра, вышла из гостиной.
— Сударь, — сказал Николя, — несмотря на прошлое, отнюдь не побуждающее меня полагаться на вашу нынешнюю верность престолу, тем не менее мне хочется верить в ваше здравомыслие. И еще. Где можно найти этого прусского дворянина?
— Я не знаю, но я хотел бы выразить вам…
— Это лишнее. Ваш слуга, сударь.
Спускаясь с холма, он вспоминал о Жюли де Ластерье; на сердце у него стало тяжело, но душа его была спокойна: он сумел устоять перед искушением низменной ревности.[66] Ему не удалось вспомнить, где он слышал имя фон Иссена, и он решил непременно разузнать о нем подробнее. Ничто нельзя отпускать на волю случая. Он взглянул на часы: ровно пять. Велев Рабуину ехать шагом, он в глубоких сумерках подъехал к особняку д’Арране. Триборт открыл ему дверь и принял плащ.
— Похоже, — вполголоса произнес он, — там начинает штормить. И хотя адмирал льет масло бочками, чую, качки не избежать. Очень уж министр расшумелся!
— Благодарю за совет. Но я бретонец, а потому не боюсь морской болезни.
В гостиной было темно, только в камине горел огонь, и его отблески плясали на лицах стоявших друг напротив друга Сартина и д’Арране. Николя поклонился. Адмирал отступил в тень.
— Николя, — произнес министр, — я рад вас видеть. Теперь, чтобы повидать вас, приходится вас разыскивать. В тот вечер вы бессовестнейшим образом улизнули от меня.
— Сударь, как вы можете так говорить? Скажите, когда я не внимал вашим словам?
— Во время собачьей трапезы в Оленьем дворике.
— Я не знал, что вы там присутствовали, о чем и сожалею. Видимо, когда вы появились, меня уже увел господин Тьерри.
— С какой целью?
— Чтобы проводить к его величеству, назначившему мне аудиенцию. Полагаю, вам об этом известно.
— Его величество! На встречу с королем? Что, господин Ленуар смещен, а я об этом ничего не знаю? О чем вы могли беседовать с королем?
— Я не вправе разглашать содержание беседы.
Сартин сжал руки, словно желая удержать их от резкого жеста.
— Николя, дружочек, друг мой… Разве мы не друзья?
Смена настроений, от гнева до дружелюбия, готового перейти в приступ холодной ярости, всегда была свойственна Сартину. Лед и пламень…
— Давайте поговорим начистоту. Вы, конечно, поняли, я в этом не сомневаюсь, что секретность операции была связана с государственной безопасностью. Речь шла о совершенно особом деле, о том, чтобы одурачить Англию. Помню, в свое время я рассказывал вам о планах, зародившихся в то время, когда секретная служба короля, в сущности, развалилась, и было решено искать новые способы разузнавать о состоянии дел в армии противника, добывать сведения о ее вооружении, о новых изобретениях в области артиллерии, и среди прочего, об оснащенности английского флота.