Николя, предшествуемый Мушеттой, вернулся к себе на этаж; пока он поднимался, кошечка через каждые три ступени оборачивалась, желая удостовериться, следует ли он за ней. Сирюс долго колебался, однако перспектива преодолевать коридоры и лестницы, похоже, нисколько его не вдохновила, и он, жалостливо повизгивая, остался подле хозяина. Зная, что, вернувшись после дежурства, комиссар непременно будет мыться, Катрина велела разносчику воды заранее наполнить медную ванну. Николя разделся и с наслаждением погрузился в теплую воду, растворившую ночную усталость. На какое-то время он даже задремал. Мушетта, терпеливо ожидавшая окончания водных процедур хозяина, наконец решилась разбудить его и ловко плеснула лапой воды ему в лицо. Пробудившись, он вымылся и, стряхивая воду прямо на подвернувшуюся киску, вылез из ванны; возмущенная, Мушетта отправилась жаловаться Сирюсу. С наступлением холодов плутовка остерегалась выходить на улицу.
Обнаружив, что дремал он довольно долго, он быстро побрился и причесался, уделив, как всегда, особое внимание выбору ленты, чтобы завязать волосы. Он решил отправиться на улицу Мишодьер, в управление полиции, отвечавшее за городское освещение. Если взять фиакр, он доберется до места очень быстро, а столь важная для города служба должна работать по воскресеньям. Перед уходом он предупредил Марион, Катрину и Пуатвена, что вечером он намерен привести друзей, в том числе и Сансона. Бывшую маркитантку, много чего повидавшую на своем веку, сообщение его нисколько не взволновало, а вот бедняжка Марион так перепугалась, что принялась судорожно креститься. Николя успокоил ее, заверив, что его друг — нежный супруг и отец и вдобавок отличается скромностью и обходительностью. Ноблекура можно было не предупреждать: чуждый любым предрассудкам, он уже давно желал видеть Сансона у себя за столом.
Выйдя во двор, где подмастерье булочника расчищал деревянным скребком снег перед входом в булочную, он подозвал мальчишку и попросил сбегать за фиакром к церкви Сент-Эсташ. Фиакр подъехал, и он быстро нырнул в него. Нависшие над городом свинцовые облака окрасили все вокруг в грязный серый цвет, обычно присущий последнему месяцу зимы. Тысячи каминных труб дымили, выбрасывая черный жирный дым; ветер подхватывал его и разносил всюду, препятствуя появлению любой яркой краски. Париж, в теплое время года являвший собой красочное зрелище, сейчас напоминал оттиск с гравюры, смазавшийся при печати.
Проехав улицы Кокийер и Пти-Шан, он вскоре добрался до места назначения, туда, где, пересекаясь, улицы Луи-ле-Гран и Мишодьер выходили на бульвар Мадлен.[5] Его поражало, как много в этом квартале строилось зданий. Горы тесаного камня и кучи гравия, припорошенные снегом, обозначали новые строительные площадки. Строительные материалы обостряли кое-чью алчность. Ходили слухи, что граф Артуа, брат короля, исполнившись решимости ускорить работы по постройке своего нового замка в Булонском лесу, настолько простер свое рвение, что стал задерживать телеги с камнем, известняком и прочими материалами, предназначенными для сооружения частных домов; его люди останавливали телеги и принуждали возчиков везти груз туда, куда они велят. Злоупотребления, возникавшие то ли из-за спешки, то ли из-за недобросовестности подрядчиков, не без основания вызывали множество нареканий. Но начальник полиции, постоянно получавший связанные со строительством жалобы, мог отвечать на них только кротостью и неопределенными обещаниями.
Как Николя и предполагал, управление было открыто. Правда, служащих в нем оказалось немного, и он с трудом отыскал в глубине коридора комнату дежурного, где сидел маленький сгорбленный человечек в черном колпаке, плаще и митенках и, уткнувшись носом в бумаги, переписывал бесконечные сводки. Окинув критическим взором непрошеного визитера, он уставился на него, всем своим видом выражая упрек пришельцу, дерзнувшему побеспокоить его и оторвать от важного дела.
— В чем дело, сударь, что случилось?
— Сударь, простите мне мое вторжение, — заискивающим тоном начал Николя, — без сомнения, я отвлекаю вас от важной и спешной работы, кою вы так торопитесь сделать, что занимаетесь ею даже в воскресенье.
Маневр удался, лесть сделала свое дело, клерк на лету подхватил брошенный ему мячик.