В экипаже, коченея от холода и чувствуя, что грязевая оболочка все теснее сжимает его тело, он попытался привести в порядок свои мысли. Он был уверен, что покушение являлось частью единого замысла, к которому, как он все больше проникался уверенностью, приложили руку англичане. Присутствие лорда Эшбьюри в Париже, тайные происки служащих английского посольства, английские эмиссары и их вечное стремление устраивать заговоры, без сомнения, имели некую цель. Соображения Семакгюса открыли перед ним новые перспективы. Но при чем тут Сартин? Он мог понять интерес министра морского флота к столь важному вопросу, как навигация судов королевского флота. Но почему он ничего не сказал своему бывшему следователю, самому преданному и посвященному в государственные секреты? Почему, если связь между созданием навигационных приборов и смертью заключенного Фор-Левека действительно существовала, Сартин упорно не желал сообщать Николя сведения по этому делу?
При мысли о том, что Сатин, она же Антуанетта, она же мать Луи, могла быть замешана в этом деле, сердце его куда-то провалилось. И еще одна мысль неотступно преследовала его: он не понимал, каким образом его могли выследить в Вожираре? Или в это вновь вмешался случай? Ему казалось, что он оторвался от своих преследователей. Значит… Предположения так и кишели в голове, преумножая боль от полученного удара. Кровь стучала в висках. Объяснений не было. Он вновь вспомнил всю сцену. Он сказал Киске, что отвезет ее в Вожирар, где ей ничто не будет угрожать. После чего она ненадолго покинула его, чтобы справить естественную надобность. О! Для этого вполне могло хватить нескольких секунд. Неужели он прав? Будучи близка с Лавале, она оказалась посвященной во многие подробности дела: вряд ли престарелый любовник таился от девицы столь юного возраста. И еще: она удивительнейшим образом ускользнула от похитителей художника; однако, если посмотреть повнимательней, ее побег был не настолько хорошо продуман, чтобы ее нельзя было отыскать. Или же… А можно ли утверждать, что преследователи были те же самые? Это предположение явно оказалось неуместным, ибо еще больше усложняло картину; однако в урочное время оно, быть может, поможет взглянуть на загадку под другим углом и прояснить ее…
Он ощупал карманы фрака: к счастью, черная записная книжечка на месте. Его даже пот прошиб, когда он подумал, что мог оставить ее в кармане плаща, присвоенного Киской перед тем, как ранним утром тайно покинуть дом Семакгюса. И он отругал себя за то, что пошел на поводу у мелкой плотской страсти. Увы, чтобы отличить добро от зла, надобно смотреть не слишком близко и не слишком далеко. Эрос и Вакх затмили ему разум.
Зачем он постоянно идет на поводу у своих демонов, увлекающих его в лабиринты скрупулезного анализа и вопросов без ответов? Пора действовать, и действовать незамедлительно. Мчаться на улицу Монмартр, избавиться от тошнотворной дорожной грязи, затем отправиться в Шатле и расспросить Бурдо, который, разумеется, не сидел на месте. На улице резко потеплело, и он почувствовал, как с него градом потек пот. Ерзая от нетерпении на месте, он удивлялся, как трудно проехать по городу ранним утром. Повозки, телеги, стада, предназначенные для бойни, то и дело тормозили движение; похоже, разлившееся в воздухе тепло расслабляло всех, кто в этот час выехал на улицу. Вдоль стен скользили размытые тени прохожих, а обычный для такого часа шум и гам стих, увязнув в устремившихся вверх грязевых испарениях.
Он задремал, убаюканный дорожной тряской, проснулся от сухости во рту и долго не мог понять, что он уже приехал на улицу Монмартр, а не видит продолжение сна. Знакомый запах горячего хлеба из булочной Юга Парно[46] взбодрил его, и он окончательно пришел в себя. Юный помощник булочника помог ему выйти из экипажа; узрев его нелепый вид, он застыл, разинув рот, не понимая, смеяться ему или изумляться. Катрина, стоя на коленях, драила выложенный плитками пол на кухне. Увидев перепачканную грязью фигуру, она замахала руками, запрещая ему соваться в ее владения. Николя замогильным голосом предупредил дам, что, принимая во внимание резкое потепление, он отправляется во двор смывать с себя грязь под струей воды из насоса, а потому намерен снять с себя всю одежду. Марион, сидевшая в углу у плиты и наблюдавшая за приготовлением кушанья, как обычно, заохала и запричитала, однако смешливые искорки в уголках глаз изобличали наигранность ее страхов. Между ними шла своего рода игра, питавшаяся воспоминаниями прошлого. Пристроившийся у ног домоправительницы Сирюс подскочил и жалобно затявкал, в то время как Мушетта, развеселившись от неожиданной кутерьмы, принялась с оглушительным мяуканьем носиться по кухне. Николя развязал ленту, удерживавшую волосы, полностью разделся, стянул чулки, вылил на голову ведро воды и, схватив горсть золы, принялся нещадно натираться ею. Несмотря на потепление, вода была холодная и обожгла его. Катрина, прикрыв глаза, пришла с простыней, но, увидев, какой он грязный, принялась обтирать его соломенным жгутом. Энергичное мытье вернуло ему силы. Обмотав бедра простыней, он, отфыркиваясь, поднялся к себе, чтобы завершить туалет. Едва переступив порог, он увидел на кровати письмо. В записке господин Тьерри, первый служитель королевской опочивальни, извещал его от имени короля, что после полудня ему следует прибыть в Версаль, дабы дождаться конца охоты. Он задумался: что хочет сообщить ему король, отдав такое приказание? Без сомнения, речь пойдет о деле Каюэ де Вилле. Значит, ему предстоит разыграть не простую партию. Что ж, можно поздравить себя с тем, что он предупредил королеву, что не сможет сохранить ее секрет от короля, ибо он принес ему клятву верности. Понимая, что он не успеет поговорить с Бурдо, он торопливо набросал ему записку. Спускаясь по лестнице, он услышал рокочущий голос Ноблекура, а на повороте его едва не сбила с ног Катрина, выскочившая из двери спальни магистрата с подносом с руках.