Таинственный убийца
Нет на свете автора детективных романов, который мог бы сравниться с леди Агатой Кристи. Есть много других, прекрасных, талантливых, может быть, даже гениальных (давайте обойдемся без дешевого снобизма — чтобы создать по-настоящему захватывающее чтиво, надо обладать немалым даром), но таких, как леди Агата... Да никто и не пробует с нею состязаться.
Однако к столетию великой писательницы семеро самых на сегодня признанных английских «детективщиков« решили все же попытаться — нет, не сравниться с нею, но сделать что-то в ее стиле. При этом они не сговаривались ни о сюжете, ни, естественно, о том, кто станет убийцей — каждый последующий автор просто читал все, что написали предыдущие, и по-своему дорисовывал картину преступления. Как вы понимаете, тяжелее всех пришлось последнему: ему сводить концы с концами, разгадывать все намеки, щедро разбросанные коллегами по предыдущим главам.
И в этом номере «Ровесника« мы начинаем публикацию этого романа «имени Агаты Кристи«
Том Шарп, английский писатель
Телефон зазвонил ровно в полчетвертого ночи. Заявляю об этом с полной уверенностью, потому что на прикроватной тумбочке у меня стоят радио часы — знаете, такие, со светящимся циферблатом. Мигающие красные циферки помогают мне коротать долгие часы темноты.
«Глаукома, 452» — это мой традиционный ответ, неизменно отпугивающий любителей ночных звонков. В последнее время в нашем районе развелось полно типов, которые, выразительно дыша, бормочут в трубку непристойности. А «Глаукома, 452» действует на них как холодный душ.
- Слава Богу, доктор, вы дома! Приезжайте скорее! Случилось нечто ужасное!
Голос я узнал — старый Пармитер, охранник из Пэррок-хауза. Вряд ли в его возрасте он мог быть по-настоящему полезен на данном посту, но, видно, ему, как каждому отставному полицейскому, льстили и форма, и должность.
— Ну конечно же, я дома! А где, черт побери, по-вашему, я мог бы находиться? — Я старался, чтобы голос мой звучал уверенно, однако добиться этого довольно трудно, если челюсть твоя покоится в стакане. Я выудил ее из воды и скоренько впихнул в рог.
— Так в чем дело? Кстати, знаете ли вы, который час? — Тон мой обрел наконец нужную авторитетность.
- Да, доктор, знаю. Ровно 3,36.
Я снова глянул на часы: если Пармитер намерен быть точным, то и я не прочь.
- Вы ошибаетесь,— объявил я.- На моей дигитальной штуковине три часа тридцать две минуты и сорок секунд.
— Как скажете, доктор. И, пожалуйста, запишите это время, а также время моего звонка к вам. В дальнейшем, при расследовании, это может оказаться весьма уместным: от определения времени зависит многое.
Тут я надел очки и спустил ноги с постели. Мне все это очень не понравилось, особенно слово «уместный»: Пармитеру что-то около семидесяти, а в последнее время мы все чаше наблюдаем случаи преждевременного старческого маразма. Я лично считаю, что во всем виноват Совет по водным ресурсам: нельзя безнаказанно издеваться над природой.
— Так, Пармитер, давайте-ка с самого начала,- сказал я, нашаривая под кроватью шлепанцы.
— Ну, это из-за капеллана, сэр. Вечером с ним все было в порядке, потому что, когда я заступил на дежурство, я слышал, как он играл на органе, а мать-настоятельница сказала, что он должен был в полшестого спуститься к ним в гостиную попить со всеми чаю, и...
— Пармитер,— я изо всех сил старался быть терпеливым,— сейчас 3,33 ночи, и пил капеллан чай в половине пятого или в какое другое время, вряд ли так уж важно.
— Вот тут вы не правы, доктор. Потому что при вскрытии всегда смотрят содержимое желудка.
Я уже еле сдерживался: предрассветные часы мало годятся для дискуссий о содержимом желудков. Или о том, как составляются заключения патологоанатомов. И тут я понял: Пармитер наверняка напился. Я бы не посмел утверждать, что он пьяница, но его привычка несколько перебирать, особенно по пятницам, была хорошо известна. Я думаю, на него подействовала смерть жены. Сам я холостяк и потому не вправе судить о подобных вещах, однако миссис Пармитер всегда казалось мне женщиной грозной и отнюдь не чистюлей. Лично я вряд ли бы по такой горевал. Может, все дело в том, что у нее был зоб?
Тут мои размышления были прерваны.
— Доктор, так вы слушаете?
— Ах, да, да... И о чем, черт побери, речь?
Я, конечно, не стал бы божиться, но мне показалось, что Пармитер попытался намекнуть на то, что я, как бы помягче выразиться, начинаю выживать из ума, и уж хотел было напомнить ему, что держу свой ум в куда большей готовности, чем большинство людей и вполовину меня моложе,— хотя бы тем, что за завтраком регулярно решаю кроссворды в «Таймсе», а это требует немалой сообразительности, но он не дал мне высказаться.