— В этом именно вы виноваты,— напомнила ему Миндж.— Именно вы сказали архидьякону, что гипергностикам следует помогать нуждающимся, и это послужило им предлогом для того, чтобы завлекать к себе бедных деток — они собирались использовать их в своих сатанинских обрядах. Чего только я не насмотрелась! Нет, мой материал станет настоящей сенсацией!
— «Племя» ни за что его не опубликует,- фыркнул Адам, который работал для конкурирующей газеты.
— А когда бедненькие детишки прибыли сюда,- вмешалась Ванесса, которая не могла перенести мысли о том, что героиней истории стала Миндж,- я увидела шанс внедрить в их среду Жан-Пьера под видом Ларкина.
— А как они находили свои жертвы? — спросила Гермиона.
— На автобусных остановках. Наш охранник, Пармитер, на все закрывал глаза — чего не сделаешь за деньги!
— Конечно! — во взоре Гермионы вспыхнуло торжество.— Я всегда считала этого типа дьяволом, и даже не в человечьем обличье.
— И теперь вы понимаете,- продолжала Миндж,— почему они по воскресеньям закрывали парк для публичного посещения - как раз по воскресеньям они практиковали свои дьявольские ритуалы. Могила, в которой вы нашли Виктора была выкопана заранее, а он заранее был приговорен: обряд посвящения требовал, чтобы новообращенный задушил его и бросил в могилу.
— Да не может быть! — миссис Фортпатрик в волнении вскочила и потуже затянула пояс на могучей талии — Это настолько невероятно, что даже смешно!
Это только начало! Подождите, когда вся история будет напечатана. Ладно, мне надо позвонить моему редактору.
— Там, в приемной, телефон,- сказал доктор.— И сообщите редактору, что я готов встретиться с фоторепортерами.
Миндж вышла, и тут же из приемной раздался ее вопль. Адам бросился туда: Миндж стояла на коленях, беспомощно глядя на перерезанный телефонный провод.
Случилось так, что полковник Фортпатрик, идучи в деревенскую пивную, увидел старую миссис Саттер. Она сидела на травке и плела венок из маргариток. Что, учитывая ее артрит, было делом непростым.
— А почему вы здесь? Сейчас как раз время чая! — проорал он, поскольку миссис Саттер была глуховата. Впрочем, с деревенскими полковник Фортпатрик всегда орал, он полагал, что эти олухи понимают только крик.
— Хочу отнести цветочки домой — там так плохо пахнет.
— Что, что?
— Да воняет загнившими лилиями, только странно: в это время года они же еще не цветут.
Полковник знал, как пахнут трупы — он нанюхался их и в окопах, и в гадких турецких тюрьмах, поэтому сразу же послал за инспектором Фишером. Инспектор Фишер в этот час пил какао с булочками в компании своей квартирной хозяйки, пышногрудой особы, у которой он снял комнату на время расследования,— ему очень нравились ее булочки, может, поэтому он и не торопился довести дело до конца.
Старая миссис Саттер призналась, что бывший садовник Пэррок-хауза, ее сын, тоже старый Саттер, перерезал себе горло садовым ножом.
— Не мог вынести своей вины. Я-то воспитала его честным мальчиком.
— О какой вине вы говорите, мадам?
— Перестаньте называть меня «мадам»! Слишком тяжко было у него на душе, после того, что он сделал с этим братом Виктором.
— Что?! Ваш сын убил Виктора?
— А почему бы и нет? Тот ведь выкорчевал тисовый лабиринт!
Инспектор, разрумянившийся от удовольствия, подумал, что хорошо бы эти снобы, ехидная Ванесса и лондонский всезнайка Леннокс, присутствовали при том, как блистательно он раскрыл убийство брата Виктора. Оставался лишь один вопрос:
- А где он взял, гм, орудие убийства?
— Лифчик-то? Да стащил с веревки, как и раньше.
- Он воровал женское белье? Для кого?
— Для меня,- кокетливо заявила миссис Саттер и прикрыла глаза густо накрашенными морщинистыми веками.
Чудовищное зрелище!
Наутро в заброшенном садике, где старый доктор выращивал марихуану, Адам нашел пару кусачек, а затем, нанеся незапланированный визит в вонючую каморку Пармитера под лестницей Пэррок-хауза, обнаружил, что в ящике с инструментами как раз кусачек и не хватает.
Дом, как известно, опустел, но почему же Адаму слышались приглушенные шаги в коридоре второго этажа?
- Я тоже слышу эти шаги,- вздохнул Пармитер.— Эго бродят души бедных деток.
Они вслушались. Шлеп, шлеп, потом глухой удар, будто кто- то упал, затем тихий стон.
— Я иду наверх,— Адам решительно закусил губу.
— Возьмите вот это,— Пармитер протянул ему тяжелый молоток и двинулся следом: он боялся оставаться в одиночестве.
Шаг, еще шаг, тяжелое дыхание, снова стон. И вот из-за угла, из восточного крыла в коридор вышли инспектор Фишер в ботинках на дутой подошве и констебль Дэйнти - одна штанина у него была закатана, а по ноге текла кровь. Стонал именно он.
— Просто осматривались,- Фишер улыбнулся.— Хотим свести концы с концами.
- Ну и как, получается, инспектор?
Адам, как всегда, пытался подколоть Фишера, но тот ответил совершенно серьезно:
- Да. Вы-то считаете себя таким умником, но я знаю кое-что, вам неизвестное.
Они прошли в огромную кухню, расположенную в цокольном этаже, Пармитер налил всем по кружке кофейного напитка, и они уселись за длинный, чисто выскобленный стол, когда-то знавший такие кулинарные изыски, как, например, пирог с телячьей головой.
— Две вещи мы знаем определенно,— инспектор мастерски скрутил тоненькую самокрутку и затянулся.- Первое: старый Саттер убил Виктора, а потом в припадке меланхолии покончил с собой. Второе: доктор убил сестру Флер, то бишь мадам Как-ее-там, в присутствии нескольких свидетелей. Так что он у нас в руках.
— Вот тут вы ошибаетесь,— быстро поправил его Адам.- Мой крестный признан невменяемым комиссией под председательством знаменитого врача С. К. Наннавати с Харли-стрит и потому не может предстать перед судом.
— Ладно, ладно, это вы так считаете,- инспектор не собирался сейчас углубляться в этот предмет - Теперь переходим к самой первой жертве, капеллану Эрдли. Что случилось, мистер Пармитер, вам надо выйти?
— Да у меня ноги что-то... я... я...
— Ну-ка, мистер Пармитер?! — и инспектор взглянул на него гак, как смотрит перед смертельным укусом кобра.
— Я знаю, что капеллана укокошил брат Виктор!
— Что?! — Адам даже подскочил: наконец-то они хоть до лего-то добрались.
— После того, как тело брата Виктора перенесли в морг, я по-рылся в его могиле и нашел там пропавшие ключи.— Пармитер брякнул на стол связку покрытых известковой пылью ключей.
— Благодарю вас! — саркастически заявил инспектор Фишер я, повернувшись к констеблю Дэйнти, щелкнул пальцами — Конверт для вещественных доказательств, пожалуйста!
— Но зачем ему понадобились ключи? — В обычно невырази- тельных глазках констебля Дэйнти вспыхнул интерес.
— Идиот! Да для того, чтобы все выглядело, будто убийство совершил кто-то посторонний.
— Именно так! И мотив имеется,- сияя, словно новый грош, объявил Пармитер — Ревность! Брат Виктор ревновал капел-лана к этим гадким панкам, а к тому же выяснилось, что капел-лан состоял в любовной связи с миссис Фортпатрик. Отвратительно, правда?
Итак, в деле можно было бы поставить точку, но...
Простите, я, Адам Леннокс, снова беру слово: я просто обязан завершить эту историю, перехватив, так сказать, знамя из ослабевших рук моего крестного, начавшего, как вы помните, рассказ.
Все получалось на удивление гладко: брат Виктор убил капеллана (кстати, этим и объяснялось то, что капеллан был найден голым: наверное, брату Виктору все-таки удалось его соблазнить), старый Саттер отомстил брату Виктору за поруганный парк, Миндж не могла претендовать на наследство, потому что вовсе не была гипергностиком, телефонный провод перерезал Пармитер, которому вовсе не улыбалось обнародование его роли в деле умыкания «бедных деток» — панков, крестный мой признан невменяемым, потому и взятки с него гладки, Ванесса и Жан-Пьер наследуют Пэррок-хауз, Гермиона Фортпатрик остается при своем муже-полковнике, инспектор Фишер получает повышение по службе, и в Ступл Гардетт воцаряется Божья благодать.