Я пришел в себя в кромешной тьме, воздуха не хватало. В отчаянии я осознал, что меня закопали заживо! В голове мгновенно пронеслись все виденные мною фильмы ужаса, я забарахтался, заорал, но добился лишь того, что в рот мне набились комья земли. Я давился, задыхался все сильнее, и если бы не армейская служба, приучившая меня дисциплинировать свой разум - пусть помалкивают господа пацифисты! - гак бы и погиб. Я собрался, сообразил, что лежу не в гробу, значит, можно попробовать разгрести землю руками — я помнил, что могилка брата Виктора была неглубокой. К тому же под собой я нащупал еще чье-то тело, и оно служило мне опорой.
И я начал сражение за жизнь. Поверьте, разгрести голыми руками пусть даже неглубокую могилу, особенно если ты лежишь внутри ее,— дело непростое. Но меня, признаюсь, вдохновляло и укрепляло воспоминание о железной длани рыцаря из оружейного зала. Я почувствовал необыкновенное духовное родство с этим воином прошлого, с этим героем битв с норманнами!
Не знаю, сколько прошло времени, но когда я выбрался наружу, уже совсем стемнело. Я сидел, жадно вдыхая ночной воздух — вот уж поистине пища богов! - и пытался привести в порядок отчаянно болевшую голову. Потом понял, что без глотка «Буннахабхайна» тут не обойтись, и поплелся к крестному.
Тот спал младенческим сном. Его сон сторожила расположившаяся в гостиной Гермиона Фортпатрик. По-моему, она совсем спятила: сидела и, как заправская медсестра прошлого столетия, щипала корпию! В ответ на мое заявление о том, что теперь в любой лавке можно купить патентованные перевязочные средства, она так грозно на меня поглядела, что я умолк и так же молча потянулся за бутылкой. Мой жест сопровождал грозный взгляд, смягчившийся лишь после того, как я налил и Гермионе. И все же она не преминула прокомментировать:
— Судя по вашему виду, вы возвращаетесь из деревенского паба — я-то знаю, какими бывают мужчины после паба, полковник Фортпатрик приучил меня к подобному зрелищу! Ах, мой бедный Эрдли, какой же он был нежный, совсем непьющий...— и взгляд ее заволокло воспоминаниями о покойном капеллане - Решено, я до конца жизни останусь девушкой, в память об Эрдли!
Я предпочел не напоминать ей о том, что, побывав замужем за полковником, она при всем своем желании в старую деву превратиться бы не могла, и лишь спросил:
— Вы не знаете, где у доктора фонарь?
— А зачем вам?
Я вкратце поведал ей о своем приключении, и Гермиона, как старая полковая лошадь, поскакала за мной - так сказать, на зов трубы.
С фонарем и лопатой раскопать того, кто был захоронен на первом этаже могилы, не представило труда. И я обомлел - это был старик Пармитер!
Гермиона завопила, и мы вместе с ней помчались к констеблю Дэйнти: теперь, когда Фишер, завершив расследование, отбыл восвояси, Дэйнти оставался единственным представителем властей в Ступл Гардетт.
Каково же было наше удивление, когда мы обнаружили, что в кухне дома Дэйнти вместе с хозяином нас поджидает мой крестный, который, судя по виду, вернулся к своему нормальному состоянию!
— А я вас ждал! — объявил доктор — Пока я был под таблетками, меня посетило видение, и я все разгадал! Мы сейчас с констеблем ждем людей из контрразведки,- и доктор хитро улыбнулся, а у меня мелькнула мысль, что он все-таки не окончательно выздоровел. Но суровый и трезвый взгляд Дэйнти подтвердил слова крестного.
— Потерпите, они скоро будут здесь, и все выяснится.
К утру люди из Лондона наконец-то прибыли. Я не удивился, увидев среди них инспектора Фишера - все-таки он отвечал за расследование. Но, заметив на ею руках наручники, совершенно обалдел!
— Позвольте представить: Жан-Поль Долри! — указывая на инспектора, торжественно возгласил крестный. Мы с Гермионой разинули рты.
— После того, как ты так славно воспользовался своим... гм, оружием для победы над Ванессой - она мне во всем призналась, мальчик мой, и я тобой горжусь,- старик хихикнул,- я тоже ее посетил. Правда, в иных целях... Видите ли,- тут мой крестный обратился уже ко всем присутствующим, - я проснулся совершенно другим человеком: ко мне вернулась способность мыслить здраво, я вспомнил все, что натворил, и счел своим долгом извиниться перед Жан-Пьером... Простите, Гермиона, что я вас обманул и, прикинувшись спящим, выскользнул из дома: я отправился в Пэррок-хауз. Перед этим я все вспоминал слова викария об «еще одном кузене». Поначалу я предположил, что это брат Виктор, но, расспросив Ванессу, понял, что по возрасту он не подходит: он был явно моложе Жан-Пьера. А тот-то, украденный братец, постарше! Кто же из участвовавших в этом деле людей мог быть в возрасте Жан-Поля? И я высчитал: один-единственный человек, инспектор Фишер. Он не раз наведывался к капеллану по поводу этих его подопечных, панков, он знал всех обитателей Пэррок-хауза и деревни, он вообще знал все! И еще одна деталь меня очень насторожила: как это бравый полицейский не сумел справиться со мной, стариком, когда я пытался на глазах у всех - а вы же понимаете, тогда я был невменяемый, затмение нашло,- изрубить на кусочки Жан-Пьера и все-таки зарубил сестру Флер?
Значит, ему было выгодно, чтобы эти двое погибли? А отравленный — какое кощунство! — «Буннахабхайн», странным образом оказавшийся в доме у Ванессы? Ведь если бы Ванесса хорошенько приложилась к напитку, ее бы тоже уже не было в живых!
И для меня наступила полная ясность, именно инспектор Фишер — тот самый «еще один кузен». А рассказ Ванессы все поставил на свои места: верно, капеллана убил Виктор, Саттер убил Виктора, но зачем — моими руками и посредством моего виски - пытались убрать всех остальных Долри? Значит, со временем Фишер рассчитывал «выйти из подполья» и каким-то образом доказать, что последний наследник - он.
Но ведь Жан-Поль исчез в Румынии, как же он объявился здесь? Оттуда, как известно, так просто нс убежишь. Поэтому мы с констеблем Дэйнти и предпочли обратиться прямо в разведку...
Теперь слово перешло к некоему джентльмену, такому стандартному и неприметному, что за версту было видать: разведчик, да и только.
Он откашлялся:
— Наши источники в Румынии сообщали, что в Великобритании действует хорошо законспирированный румынский агент, действует вот уже пятнадцать лет, но мы все не могли докопаться, кто это. И тут сообщение доктора... Мы все проанализировали и пришли к выводу: доктор прав. Румынам нужен был мальчик, свободно владеющий как английским, так и французским, они украли Жан-Поля, при помощи своих средств и препаратов запрограммировали его и забросили в Англию. Подросток — здесь он числился сиротою - закончил школу, стал полицейским и начал активно работать на своих хозяев. А превратившись со временем во владельца Пэррок-хауза и настоящего английского помещика, он мог бы войти уже совсем в иные слои общества...— и человек из разведки грозно взглянул на Фишера.
Тот стоял понурясь. И я не выдержал:
— А за что вы убили бедного Пармитера? Ведь это же вы его убили, не так ли? И вы сломали шарабан, на котором ехали гипергностики! — это я уже утверждал.
Фишер поднял голову, глаза его воровато бегали по сторонам:
— Пармитер меня раскусил.
— Как, этот старый дурень?
— Как оказалось, не такой уж и дурень... Он тоже помнил слова капеллана и его записку, а тут так получилось, что он полез ко мне в багажник машины и обнаружил там балку с крысиным ядом и аэрозольный баллончик, ну тот, из которого панки расписывают стены. И у него закралось подозрение. А этого я допустить никак не мог...