— Кто? — только и мог выдавить я.
— Эрдли! Эрдли! Рядом с ним все мужчины, в особенности эта жаба полковник Фортпатрик, который...
Да кто такой Эрдли? - то ли виски, то ли усталость начали брать свое, и я почувствовал, как мне за сегодня надоели признания.
— Капеллан! — возопила она так громко, что, несомненно, весть о ее любви донеслась до самых отдаленных уголков Великобритании.- Какой мужчина! Больше, чем мужчина! Но и мужчина тоже. Когда он держал меня в объятиях, я чувствовала себя совсем как Святая Лева.
— Пожалуйста, миссис Фортпатрик...
— Гермиона, для вас — Гермиона!
— Гермиона...— повторил я и понял, что неплохо бы мне сейчас прилечь, прямо здесь, на травке.
— Вы ищете истину, и я обязана вам сказать, что мы с моим дорогим Эрдли,— она проглотила рыдания,— планировали убежать. Мы собирались начать новую жизнь, вдали от мерзостей Ступл Гардетт! Но за два дня до срока его отняли у меня!
Мой бедный ум не справлялся с этой информацией. Если капеллан и так собирался покинуть Пэррок-хауз, зачем Ванессе и ее кузену-мужу было его убивать? С другой стороны, если они правы насчет амурной связи капеллана с братом Виктором, то под подозрение падает Гермиона Фортпатрик — она женщина, суля по всему, страстная и ревнивая
Я сел в траву, уткнул голову в колени и попытался справиться с тошнотой. Миссис Фортпатрик перестала сотрясать воздух, достала из корзинки пудреницу и принялась приводить себя в порядок: сначала напудрила нос, потом взбитые волосы.
— Мы опоздаем на собрание,— произнесла она уже в обычной своей манере.- Придет инспектор Фишер, невежливо заставлять его ждать.
Я безуспешно пробовал поднять голову:
— Знаете ли вы, что Ларкин - на самом деле француз, его зовут Жан-Пьер Долри, и он не только муж Ванессы, но и ее кузен, так что может претендовать на Пэррок-хауз?
Эта фраза вконец меня обессилила, и я использовал для избавления от виски маленький кустик. Когда я оторвался от кустика, миссис Фортпатрик уже неслась вниз по склону к небольшому симпатичному лому, где проходили всякие деревенские торжества.
Я вдруг почувствовал непреодолимое желание все-таки поведать миру о преимуществах ловли на муху и помчался вслед за нею.
К сожалению, второпях я не заметил еще одно человеческое существо, возникшее у меня на пути. Что не так уж и невероятно, ибо существо это было не более четырех футов росту, да еще нагнулось. Я сбил его с ног, и оно рухнуло лицом в траву. Затем село — это оказалась маленькая старушка, со сморщенным от ярости личиком. Вокруг нее валялись куски того, что до нашего столкновения было имбирными пряниками, испеченными в форме человечков.
— Развалился! — пискнула старуха.— Ручки, ножки — все вдребезги. Настоящее кровопролитие!
— Простите, простите,— горячо заговорил я: это был не лучший способ знакомства с сестрой Флер. Она на меня и не взглянула, а все собирала обломки пряников.
— Всегда одно и то же,— бубнила она себе под нос.— Создаешь семью, а кто-то врывается, и вот — все вдребезги.
Но вы же нагнулись, поэтому я вас и не заметил,— попробовал я объясниться.
Она подслеповато глянула на меня — в одной руке она держала голову, покрытую золотистой аппетитной корочкой, в другой — торс.
— Я собирала то, что выбила у меня из рук миссис Фортпатрик,- пояснила старушка.
— О, как ужасно,— произнес я, не в силах оторвать взгляда от пряничной головы: она была вылеплена с мастерством истинного скульптора. Прическа-могикан, кольцо в носу...
— Это же...
— Бедный Жан-Пьер,- старуха ласково погладила голову. Значит, она все знала! Она собрала последние кусочки, сложила их в корзинку, совсем такую, как у миссис Фортпатрик, и выпрямилась.
Я поплелся за ней, мучительно пытаясь разрешить загадку взаимоотношений между сестрой Флер и Жан-Пьером. И вдруг мне в голову пришла очередная версия: каким-то образом полковник Фортпатрик узнал о том, что жена ему неверна, и расправился с капелланом! Тот же мотив был и у покойного брата Виктора, отчаянно влюбленного в слишком уж страстного клерикала. А затем я с некоторым цинизмом подумал о том, что если бы мне предстояло бежать с миссис Фортпатрик, смерть от лучшего солодового виски моего крестного показалась бы мне счастливым избавлением.
От столь продуктивных размышлений меня оторвало представшее перед моими очами зрелище: полицейская машина инспектора Фишера, блокировавшая вход в очаровательный зал для деревенских собраний. Как это символично! Вот она, грубая рука закона! И я решил не делиться с инспектором полученной мною информацией.
Я подошел к группке истинных любителей науки, ожидавших моего доклада, и тут из машины послышался металлический голос радиопередатчика: «Один, два, семь! Один, два, семь! Ответьте!»
Было совсем нетрудно влезть головой в открытое окно и схватить микрофон, что я и сделал.
— Один, два, семь,— произнес я в микрофон.
— А, Фиш, старый приятель! — человек говорил с акцентом западных графств.— Полагаю, тебе следует знать, что полоумный доктор удрал из больницы, удрал. Более того, он схватил трость со шпагой, которая хранилась в декоративной корзине для зонтиков, и, размахивая ею, поклялся, что расправится с этим подонком Ларкином.
— Спасибо,— раздался за моей спиной голос Фишера.
— Я просто хотел вам помочь!
— Адам! Адам! — ко мне с криками неслась Ванесса Долри, коротенькая юбочка развевалась вокруг ее тощих ног.— Жан... Ларк...— она с опаской глянула в сторону инспектора Фишера.- Ну, человек в шкафу... Он, кажется, умирает!
— В шкафу?! — тупо переспросил Фишер, хотя, что значило местопребывание человека по сравнению с фактом его пребывания при смерти? А я сразу же вспомнил, как мне самому недавно было плохо.
- Виски! - воскликнул я.
- Мистер Леннокс! - прогремел зычный бас миссис Фортпатрик.- Достаточно с вас виски! Мы ждем вашего сообщения о прелестях ловли на мушку!
Я повернулся. В дверях зала стояла миссис Фортпатрик, а рядом с нею, как игрушечная лодочка рядом с нефтеналивным танкером, притулилась сестра Флер. Увидев, что я с любопытством смотрю на эту парочку, сестра Флер засунула в рот две миниатюрные имбирные ножки и принялась их спешно жевать.
Так вот в чем дело! Это была последняя улика.
- Сестра Флер,— как можно мягче произнес я.- Я уверен, что вы - мать Жан-Пьера Долри, то есть Ларкина.
Все замерли.
И в этот миг полицейское радио вновь подало голос:
- «Один, два, семь! Один, два, семь! Срочное сообщение!»
• • •
И это была не последняя драма, с которой предстояло столкнуться жителям Ступл Гардетт. Потому что Квентин Смитиз был уже в пути. Именно Квентин ровно два года назад составил то самое завещание, по которому будущее Пэррок-хауза зависело от «пристойности» или «непристойности» поведения гипергностиков. А решать этот вопрос предстояло не кому иному, как Квентину - уж он-то позаботился о том, чтобы этот пункт был внесен в окончательный текст.
Перед отъездом Квентин обсудил это дело с коллегами-адвокатами за изысканным цыпленком с грибами.
— Дело ясное, Махмуд,— говорил он — Если удастся доказать, что гипергностики чисты, как свежевыпавший снег,— тогда имение остается за ними. Если не удастся — переходит к наследникам из семейства Долри.
Махмуд задумчиво тряс перечницей над блюдом с овощами.
— И насколько они чисты, друг мой?
— Все они мертвы. Разбились в шарабане. Говорит ли это об их чистоте?
— Скорее чистоте духа. Но с юридической точки зрения...