— Нет, тебе не стоит приходить в мастерскую, да и твоему отцу тоже, — ласково сказал Гален. — Там Сефас, он работает за двоих. Я не знаю, что бы я без него...
Вдалеке запела труба. Гален и Беркита обернулись к окну, а к первой трубе уже присоединилась вторая, на еще более низкой ноте. От их дуэта задрожало стекло.
— Гален! Начинается Праздник! Ну же, пойдем, посмотрим!
Беркита спрыгнула с кровати, плотно закутавшись в шкуры, и все же Гален не мог не залюбоваться изгибом ее спины. Она махнула рукой, веля мужу поскорей присоединиться к ней.
Окно выходило на юг, и они могли видеть почти весь город, в нескольких милях от их дома спускавшийся к морю. Рассвет уже разгорелся вовсю; на востоке небо пересекали алые полосы, озаряя город оранжево-розовым светом. Отполированный купол Кат-Драконис, самого большого здания в городе, пылал в рассветном огне. Остальные здания Бенина рядом с его великолепием казались совсем маленькими.
Гален последовал взглядом по Пути Васски к кузнице и дальше — улица тянулась до самых доков. Рыбацкие лодки покачивались на утренних волнах; рассвет окрасил их в красный цвет. Еще дальше раскинулся залив Миррен, сверкающий под утренним солнцем. Сразу за излучиной лежали Вдовьи острова. Галену показалось, что он видит в пронизанной пламенем утренней дымке даже Проливы в двадцати милях отсюда.
— Это знак, Гален, — улыбнулась Беркита. — Васска посылает нам благословение.
Гален обнял Беркиту, прижавшись к ее гладкой теплой спине. Большие трубы на Кат-Драконис снова загудели, но теперь к ним присоединилась третья, самая гулкая, и все вместе они возвестили о начале Чешуйчатого Рассвета и Праздника Урожая.
— Это трубы Пир, — прошептал Гален, зарывшись лицом в волосы жены. — Они призывают Васску, правящего в далеких землях.
Беркита захихикала, вертясь в его объятиях.
— Да неужто? Ну-ка, расскажи мне об этом!
Гален крепче обнял ее и зашептал в ухо:
— Трубы призывают Васску, короля-дракона, благословить урожай и обратить взор на своих благодарных слуг.
Беркита повернулась к мужу.
— Значит, ты все-таки веришь в Законы Пир!
— Нет. — Гален мрачно усмехнулся. — Но я верю тому, что знаю. Благодатный Васска больше четырехсот лет не подпускает к нам других драконов. Этого вполне достаточно для моей веры.
— Ну вот, Гален, — надулась Беркита и отвернулась от него, — ни во что ты не веришь!
Гален обнял жену.
— Нет, я просто осторожен. Я почтенный и послушный член Пир, дорогая моя, но я предпочитаю не поклоняться никому и ничему с закрытыми глазами. Васска спас нас от Безумных Императоров Рамаса, а тем самым и от самих себя. Знаешь, иногда мне кажется, что мы отмечаем Праздник скорее для того, чтобы избавиться от безумцев, чем для того, чтобы почтить королей-драконов.
Беркита застыла в его объятиях.
— Какие ужасные вещи ты говоришь. Безумные, калеки, слабоумные — все они Избранники Васски. Вот почему на Празднике их отделяют от остальных. Потом Пир Драконис забирает их и заботится о них, потому что мы этого не умеем. Король-дракон милостив и заботится о тех, кто болен, кто отличается от остальных, а послушать тебя — так в этом есть что-то дурное.
— Извини, любимая, — прошептал Гален. — Пир Драконис делает хорошее и важное дело. Просто... ты никогда не замечала, что те, кто попадает под опеку церкви, почему-то никогда не возвращаются домой исцеленными?
— Ерунда, — фыркнула Беркита. — Джаспер Конал, торговец рыбой, говорил, что такова природа их болезни! Людей с императорским безумием излечить невозможно, вот почему Избрание избавляет их от греха, чтобы они могли перейти в мир иной с Васской в сердце.
Гален кивнул.
— Может быть. Только прошлой осенью Энрик Чалкер в «Тюлене и скале» во всеуслышанье объявил, что Избрание — фальшивка, и что он всем расскажет, какие священники лжецы.
— Шутишь!
Гален серьезно покачал головой.
— Я сам там был. Мне было страшно за него, Беркита. Его дочь не так давно забрали во время Избрания. Но согласись — она так и не вернулась, а Энрик с тех пор сам не свой. Он до сих пор говорит, что ее забрали по ошибке.
— Как это грустно. А ты как думаешь, Гален, они допускают ошибки?
— Не знаю, дорогая.
Гален много лет боялся, что и его примут за одного из безумцев. Ошибочно примут, конечно же. Он ведь не был безумным; но его «странности», как он про себя их называл, обострялись осенью, во время Праздника. Это было неудобно, но в остальном они никому не мешали. Ему просто следовало каждый год избегать Избрания на городской площади. Часто из-за этого ему приходилось пропускать самое интересное, но он всегда говорил себе, что так будет лучше: зато он не доставит церкви хлопот, если по ошибке его примут за Избранника.
Но он знал, что нынче избежать Избрания будет куда сложнее, чем в прежние годы.
— Ох, Гален, давай не будем говорить об этом, только не сегодня. — Беркита закрыла глаза, ей не терпелось оказаться на улице, ее ждал длинный многообещающий день. — Васска обязательно коснется нас и благословит.
Гален заставил себя улыбнуться.
— Итак, ты ждешь от благословенных монет исполнения желания, любимая?
— Не смей говорить, будто и в это не веришь! — Беркита мечтала получить благословение, чтобы родить ребенка.
Она уже несколько месяцев ни о чем другом не говорила и хотела, чтобы Гален был рядом в столь важный момент. И Гален не мог придумать, как ему пропустить Избрание и оказаться на следовавшем сразу же за Избранием Благословении.
— Верю, любимая, верю, — сказал он. — Думаю, именно благословение Васски мне бы сегодня не помешало.
Жена повернулась к нему; рассвет окружил ее лицо светящимся ореолом.
— Ну, — проговорила Беркита, поднимая голову, и ее фиалковые глаза вспыхнули в утренних лучах, — чтобы мое желание сбылось, мне понадобятся не только несколько монет на сегодняшнем Празднике!
Она протянула к мужу руки, шкуры упали на пол. Беркита обвила руками шею Галена, притянув его к себе. Купаясь в ее сияющем тепле, Гален перестал чувствовать холод.
Снова зазвучали трубы, но они не заглушили радостного смеха Галена и Беркиты, когда они повалились на постель.
На этот раз резные драконы смолчали.
3
КУЗНИЦА
Кузница Галена лежала на полпути между Прибрежной Дорогой и Путем Васски. То была скромная мастерская, одна среди множества самых разных мастерских, выстроившихся вдоль мощеной улицы. Только на Пути, как его звали горожане, стояли лавки и мастерские, и он был самой популярной улицей городка в любое время года.
Теперь, в лучах разгорающегося солнца, улица казалась необычно тихой. Рыбацкие галеры остались стоять у причала; сегодня они не вышли ранним утром в море, как выходили обычно. Улицы были непривычно пусты для утреннего часа. Из трубы пекарни не валил дым. Не раздавались удары молота бондаря. Только трубы Кат-Дракониса нарушали необычную тишину.
Каждая мастерская на Пути была уникальной и необычной — все дома в городке Бенине отличались один от другого. Каждый из них имел неповторимый вид, и смешение самых разных архитектурных стилей превратило город в великолепную мозаику.
Прежде всего Бенин считался приморским городом рыбаков и владел небольшой рыболовецкой флотилией. Здесь, у места впадения в залив Клариса (притока реки Уэтрил), некогда поселились сметливые моряки, надеясь на будущее процветание. Но они не особо стремились приблизить это будущее, держась привычного жизненного уклада. Такое противоречие никогда не удивляло горожан — таковы уж были порядки в Бенине.
Но на жизнь города наложило отпечаток не только море. В старину Рамас захватил Бенин, как и всю Драконью Глушь, и город разделил печальную судьбу некогда могущественной империи. Истории о том легендарном времени гласили, что Бенин очень старался не привлекать к себе внимания тогдашних безумных императоров с ужасными именами. К счастью, императоры жили далеко. Когда тирания Рамаса была наконец сброшена пятью королями-драконами, Драконья Глушь была предоставлена самой себе. Очень кстати пришлось то, что после падения империи в Бенине остался в ходу язык, употреблявшийся на большей части имперских земель. Остававшееся на руинах империи человечество не могло обойтись без управления, и тогда появился Пир Драконис — теократия, которая дала единые новые законы всем полуразрушенным селениям и городам, разбросанным по берегам моря Чебон.