— Ну, это вполне можно устроить, — благодушно пробасил Карлос и затем, игриво подмигнув первому министру, добавил: — А она, должно быть, хорошенькая, эта твоя Тудо?
— О, прелестная, прелестная, восхитительная, Ваше Величество, — расплылся в благодарной улыбке Мануэль.
После этого разговора Годой, не мешкая, помчался к Пепе. Времени до назначенного бракосочетания оставалось совсем немного, и ему хотелось успеть все уладить еще до начала церемонии. Последние дни они практически не виделись, но Пепа, конечно, уже не могла не услышать о предстоящем торжестве, широко объявленном по всему королевству и все последние дни жарко обсуждавшемся при дворе. У врагов первого министра известие вызвало еще большую ненависть к баловню фортуны, но большинство придворных высказывалось на эту тему весьма сдержанно.
Хосефа Тудо встретила своего любовника более чем прохладно.
Против обыкновения она не встала при его появлении и не позволила себя обнять, а только спросила, оставаясь внешне совершенно спокойной:
— Ну что, хабладорито, какие новости? Уж не пришел ли ты сообщить мне о том, о чем и так кричат на каждом углу? Или ты решил все-таки рассказать всему свету о нашем венчании?
— Пока нет, Пепа, — как можно спокойнее постарался ответить ей Мануэль, понимая, что выглядит дураком. — Я принес тебе другое известие.
— Какое же, господин первый министр и будущий инфант Кастилии? — равнодушно спросила Пепа и с ленивой, так пленяющей Годоя грацией потянулась к гитаре, что всегда означало у нее крайнюю степень нерасположения.
— Ах, Пепа, любовь моя, моя единственная любовь, — вдруг забеспокоился Мануэль и как можно мягче вынул гитару из рук своей возлюбленной. — Оставь ты свою гитару! С меня уже хватит твоих пророческих песенок. Лучше послушай, что я тебе скажу.
— Что же это за новость, если, еще не сказав ни слова, ты сияешь, как гвардейский аксельбант?
— Завтра у нас будет один очень важный гость!
— Важный гость? Не понимаю тебя. Разве в этом государстве есть еще кто-нибудь поважнее повесы Мануэлито?
— О, представь себе, пока еще, к счастью, есть!
— Пока еще? Ты опять говоришь загадками, хабладорито. — Пепа презрительно выпятила нижнюю губу, похожую на лепесток, и снова потянулась к гитаре.
— Завтра мы будем ужинать втроем.
— И кто же третий?
— Его Католическое Величество Карлос Четвертый собственной персоной!
— Карлос Четвертый?! Король в моем доме?! — при всем старании Пепа все-таки не смогла сохранить равнодушное лицо при таком известии. — Чему я обязана такой честью?
— Он тебе все объяснит сам, Пепа. Пожалуйста, будь с ним любезна и… надень свое голубое платье, то, что я подарил тебе на именины. Оно тебе так к лицу.
Даже обладая железной выдержкой махи, Пепа была явно ошеломлена таким неожиданным поворотом в разговоре, и дон Мануэль не преминул этим воспользоваться.
— Значит, до завтра. Мне нужно успеть еще очень многое. — И Годой, все-таки прильнув к бархатистой щечке губами, поспешно убежал, боясь испортить произведенное впечатление излишними подробностями.
На следующий вечер Пепа превзошла самое себя, и король был просто очарован.
— Я понимаю Мануэля, — тем же тоном заговорщика, которым сам Мануэль приглашал его на этот вечер, говорил король. — Вы, сеньора, очаровательны необычайно.
— Однако первые люди государства предпочитают брать в жены не очаровательных, а знатных женщин, — капризно ответила Пепа и повернулась так, чтобы ее белая шея оказалась в самом выгодном ракурсе.
— Ах, сеньора, первые люди государства не имеют права брать в жены тех, кого бы им действительно хотелось. Браки таких лиц происходят исключительно из политических соображений. Но чтобы вы не переживали, дорогая сеньора, я приготовил вам сюрприз.
— О, Ваше Величество, вы чрезвычайно внимательны к такой простой женщине, как я.
— Ну что вы, мой Мануэль так просил за вас, сеньора. А он — первый человек в стране, разумеется, после меня и Марии Луизы. И подруга такого человека не может быть простой женщиной.