Перед первым же зеркалом Мануэль достал платок, отер кровь с рассеченной щеки и твердо решил теперь же идти к королю и просить отставки.
— Ко мне, Клавель, — позвал он и, несмотря на бойкое вечернее время, когда коридоры дворца были наполнены фрейлинами, придворными, караульными, просителями и еще какими-то субъектами, уже и вовсе не заслуживающими внимания, пошел, намеренно громко стуча сапогами и не скрывая льющейся с лица крови. Выжлец, скалясь, бежал за ним.
Ну, подожди, старая ведьма! Ты еще пожалеешь об этом! Покрутись, повертись, побегай по притонам, а потом снова, как миленькая, пришлешь за мной. А пока я с удовольствием отдохну, уеду на охоту недели на две, повыгоню из Бондад Реаль всю эту шваль, и останусь наконец наедине с Пепой. Поедем с Игнасио в Бадахос, покажу ему места моей молодости… Свобода! И, главное, при этом у меня не будет постоянно болеть голова о том, как бы уладить дела с соседями, с монахами, с министрами, с женщинами, с Их Королевскими Высочествами и Величествами! Да и с Францией сейчас отношения не самые лучшие: после нашего поражения при Сан Висенте придется вновь делать ей какие-нибудь уступки. Вот и пусть этим позанимается кто-нибудь другой! Тогда-то все они наконец увидят, что я не бездарный баловень судьбы, а человек, любящий Испанию не меньше их!
Рассуждая так, Мануэль шел по дворцу, с грустью думая о том, что почти половина его дворцовой жизни прошла вот в таких хождениях между спальней королевы и кабинетом короля.
Карлос принял любимого премьер-министра, как всегда, с радостью, но Мануэль в ответ на дружескую улыбку прямо с порога заявил:
— Я прошу вас, Ваше Католическое Величество, разрешить мне оставить свой пост.
Карлос не поверил ушам, и улыбка еще долго все никак не могла покинуть дородное лицо с печально обвисшим носом.
— Но что случилось, дорогой мой? Опять ссора с королевой? — растерянно спросил он, в ужасе глядя на засохшую кровь на щеке Годоя.
— Ах, Ваше Величество, — вздохнул Мануэль. — Это уже не просто ссора. Мы с Их Католическим Величеством королевой пришли в резкое противоречие по основному принципу организации политики государства.
— Я уверен, мой дорогой, что вы просто неправильно поняли мою супругу. Она совсем не хотела вас обидеть.
— Нет, Ваше Величество, на этот раз никакой ошибки быть не может. При возникших непримиримых разногласиях я не смогу гарантировать Вашему Величеству успешного выполнения своих обязанностей.
— Ну почему же сразу непримиримых? Вот увидишь, я поговорю с Марией Луизой, и вы опять помиритесь…
— Ваше Величество, — решительно обратился к королю Мануэль, слышавший подобные речи уже десятки раз и понявший, что дальнейший разговор в таком духе не приведет ни к чему. — Я предлагаю вам назначить вместо меня двух министров Уркихо и Кабальеро.
— А почему именно их? — уныло спросил Карлос.
— Дон Мариано-Луис де Уркихо, Ваше Величество, является, как известно, представителем современного прогрессивного направления в политике. Он долго жил во Франции, читал всех их философов и является одним из стойких противников инквизиции. А дон Хосе-Антонио де Кабальеро — ярый приверженец королевской власти, старых порядков, сторонник Папы Римского. Таким образом, они представляют собой два противоположных лагеря нашего королевства. И вы, поставив их во главе правительства и своей монаршей волей не давая ни одной из этих двух партий взять верх, достигнете небывалого равновесия.
— Вы так думаете? Значит, опять сразу два зайца? — с нескрываемым любопытством спросил король.
— Да, Ваше Величество. А главное, как вам, надеюсь, хорошо известно, оба эти министра являются еще более старыми друзьями Ее Величества, чем я.
— Да-да, кажется, это действительно так.
— Вот видите, Ваше Величество. Вы ничего не потеряете, а возможно, даже приобретете. К тому же я всегда буду рад прийти по первому вашему зову и обсудить с вами любые затруднения, — не удержался и на всякий случай оставил себе лазейку Мануэль.
— Как вы разумны, дон Мануэль. Таким образом, я снова убиваю не двух, а сразу трех зайцев.
— Как будет угодно Вашему Величеству.
Глава девятая
ЖЕНЕВЬЕВА ДЕ САЛИНЬИ
— И раз… и два… и три… — мерно отсчитывал такт скрипучий голос доньи Синфоросы, и Клаудиа ритмично нагибалась, доставая пальцами паркет. — Талия у тебя в порядке, а вот гибкости не хватает. Ну, еще раз…
Было уже заполдень, солнце накаляло толстые старинные стены дворца, и от каждого движения девушки поднималась вековая пыль. Клаудиа, встававшая в шесть утра, до сих пор выпила только шоколада, а уже успела побывать в руках двух наставниц: доньи Бениты и доньи Абелины. Первая занималась с девушкой этикетом, вторая — искусством косметики. Донья Синфороса, бывшая профессиональная танцовщица фламенко в Севилье, пришла уже третьей. Но Клаудиа, получавшая подлинное удовольствие от владения своим телом, которое всегда любила, не роптала. Уроки с Синфоросой, хотя та и требовала и умела добиваться своего, расцвечивались рассказами о пряной южной жизни. Танцовщица прожила бурную молодость, в которой была знакома со множеством лиц, таких, как великий любовник Казанова и великий тореро Пепе Ильо.