Жизнь распускалась перед Клаудией ярким благоухающим цветком, и она пила его нектар, сама становясь таким же буйным прекрасным растением. Когда Клаудиа, раскрасневшаяся после танцев или выездки, входила в обеденную залу, где обычно к шести часам собирались все обитатели дворца, никто не мог оторвать взгляда от высокой гибкой фигуры, смуглой бледности кожи и огромных, детских, дерзких и сияющих глаз. Только Педро еще ниже опускал голову над рюмками с хересом.
Как-то утром они пили кофе вдвоем, и он, понимая, что совершает едва ли не преступление, спросил, глядя прямо в эти полные жизни глаза:
— А ты никогда не задумывалась о том, зачем тебе все это?
— Это необходимо знать любой дворянке.
— Владеть шпагой и варить отраву?
— Ну, шпага, положим, это ваша затея, а свойства трав могут пригодиться всякому.
— О, разумеется. Ладно, Бог с ними, с травками. Но где ты намерена применять все свои знания?
Клаудиа растерялась.
— Не знаю. Наверное, когда мне исполнится шестнадцать, дон Гаспаро станет возить меня с собой, мы найдем отца, и я выйду замуж.
«Уж не за Годоя ли ты собираешься выйти?» — едва не вырвалось у Педро, но вслух он сказал:
— А как же красавчик Алькудиа?
— Ты что, ведь всем известно, что он недавно женился на инфанте графине Чинчон! Но почему ты его так ненавидишь, Педро?
— Он сатир, скотина, грязная тварь, ему наплевать на всю Испанию… — и из уст юноши полился такой фонтан карахо[71], что Клаудиа испуганно перекрестилась, но через секунду вскочила и, уперев руки в бедра, закричала сама:
— Как ты смеешь говорить такое, ты, мальчишка без роду, без племени, подобранный благородным господином?! Разве ты своими руками добился этого? Нет, тебе помог случай! Только случай! А он сам достиг всего, он учился, он служил, он и сейчас служит Испании, он подарил нам мир, он отменил примиции, его обожает гвардия! А ты?!
Педро, белый от бешенства, схватил тонкие запястья.
— Замолчи! Я прощаю тебе эти слова только потому, что ты малолетняя дурочка и сама не понимаешь, что говоришь! Он… — и, отбросив Клаудиу к другому концу стола, тихо закончил: — Я никогда не откажусь от своей клятвы, но… никогда не забуду и этот наш разговор!
На следующую зиму все учителя, кроме доньи Бениты, исчезли, словно их никогда и не бывало, и во дворце воцарились лишь французские друзья хозяина, которые поставили жизнь совершенно на свой лад. Все стали обсуждать бонапартовы победы. Мужчины носили безумные прически под названием «собачьи уши», Клаудиа — белые простые платья, а главное, все заговорили исключительно по-французски. Педро и Хуан втайне презирали эти нововведения, но, как всегда, безропотно принимали все требования дона Гаспаро. Единственное, что на самом деле огорчало Педро в эту зиму, были все более частые уединения дона Гаспаро с Клаудией. Они то уезжали верхом к Ронсевальскому ущелью, то проводили многие часы в просторном кабинете, с пола до потолка уставленном рядами инкунабул и книг. И самое неприятное — Клаудиа никогда ничего не говорила Педро о содержании этих бесед, словно их и не было вовсе. Она все более отдалялась от обоих юношей и все больше времени находилась в покоях Гаспаро, где много и долго разговаривала с доньей Бенитой.
— Откуда взялась эта проклятая старуха? — как-то не выдержал Педро, и Хуан, сам уроженец Наварры, удивленно хлопнул приятеля по плечу.
— Да ты что, старина? Донья Бенита — это известная всей Риохе герцогиня д’Эстре. Непонятно только, что она делает у нашего хозяина.
Это странное обстоятельство тоже не понравилось Педро, и он много раз пытался подслушать таинственные разговоры старухи с молодой девушкой, но тщетно.
Наконец наступила весна, которая словно умыла старый дворец. Исчезли французы, пропала Бенита, и даже дон Гаспаро уехал по каким-то делам в Памплону, не оставив никому никаких указаний. Трое молодых людей снова в одиночестве бродили по парку. Клаудиа, улыбаясь, плела венки из весенних цветов и украшала ими непокорные кудри обоих юношей.
— Тебе, Хуанито, конечно, шпорник — честность и доблесть, а тебе, Педро, — Клаудиа на мгновение замялась. — Тебе ромеро, розмарин — верность и ревность, забвение и память…