— Итак, настало время действовать, дорогой мой друг, — как всегда мягко и с легкой усмешкой начал граф.
— Да, наконец-то. Хотя мне несколько странно, дорогой граф, что начали вы именно с Франции, а не с самой Англии, где уже едва ли не сотню лет назад и зародилось само движение.
— Но тут нет ничего удивительного. Оставим Англию на потом — вот и все. Это страна вполне легитимная и, тащась на перекладных, в конце концов, может догнать и несущихся галопом.
— Пожалуй, вы правы, дорогой граф. Итак, сейчас мы берем в оборот Испанию, а затем?..
— Затем Россию. Ваша малышка еще не знает русского?
— Нет. Пока еще нет.
— При первой же возможности вам надо будет об этом позаботиться.
— Сколько у нас на это времени?
— О, времени еще вполне достаточно. Однако не ждите слишком долго, язык россов — вещь сложная.
— Ничего, малышка обладает просто исключительными способностями. К тому же, как я слышал, в России свет говорит только по-французски. А в этом языке у нее успехи феноменальные.
— Что ж, это облегчает задачу. И все же было бы лучше, если бы она и русским овладела в совершенстве. Быть может, даже не столько для того, чтобы хорошо говорить, сколько для того, чтобы не упустить ни одной детали из окружающих разговоров.
— В этом нет ничего невозможного. С нашей новой системой, основанной на разработке музыкального слуха и активной гимнастики речи, свободное владение языком достигается без особого труда.
— Знаю, знаю. С этим покончено. Приступим к ближайшим планам.
— Приступим.
— Итак, Годой в отставке.
— Можно считать, что полдела уже сделано, — осторожно заметил дон Гаспаро.
— Нет, я бы так не сказал, — уже без улыбки ответил граф. — Годой нам нужен на прежнем месте.
— Зачем?
— А чтобы вам самому не занимать его. Разве вы забыли, зачем добивается герцогиня Осунская отставки фаворита? Помните, я рассказывал вам, что она просила меня повлиять на вас.
— Помню, помню. Однако, вы же понимаете, что это, увы, малореально.
— Почему же? Как раз наоборот. И я вам скажу даже более, мой дорогой друг, все это прекрасно можно устроить.
— Каким же образом?
— Вы — прямой потомок Генриха Наваррского, короля, которого очень многие помнят и любят до сих пор. Достаточно провести даже не очень активную агитацию и кинуть денег — а денег, как вы знаете, у нас неограниченное количество, — и вот вам, пожалуйста, французская линия Бурбонов без особых трудов сменит испанскую.
— О нет, дорогой граф, только не это. Достаточно накувыркался мой дед. Я предпочитаю действительно управлять миром, а не просто думать, что управляю им.
— Вот и отлично. Поэтому Годой нам нужен там, где он был. Этот гвардеец — фигура наиболее подходящая.
— Я думаю, это даже не составит особого труда.
— В таком случае, за Испанию!
— За Испанию! — И оба выпили по глотку старой малаги.
— А вы любите Испанию, герцог? — вдруг спросил граф.
— Ах, Испания, — вздохнул дон Гаспаро, — Испания, страна, совершенно лишившаяся доверия мира из-за своих постоянных нелепых войн, дурных правительств, беспорядков и настоящих сумасбродств. Чего стоят одни только эти бои быков и святая инквизиция! И хотя никто и никогда не мог подвергнуть сомнению право на национальную независимость, увы, испанцы, как люди, мало рассудительные, а то и вообще безрассудные делают тысячи ошибок, то спотыкаясь, то вновь высоко задирая голову в борьбе со своими прирожденными пороками. Еще многие годы им суждены подъемы и падения, большие неожиданности, мнимая гибель и чудесное воскресение, ибо их участь — жить в возбуждении, как саламандра в огне… Но, Бог мой, сколько еще должно пролиться крови…
— Да вы поэт, герцог.
— Ну что вы, граф.
— Хорошо, оставим поэзию и перейдем к нашим мальчикам.
— Самое время.
— Вижу, вы в них не сомневаетесь ни на йоту. Особенно в этом Педро, что достал для вас такую замечательную девочку. Эта пара, мой дорогой друг, имеет для нас особо важное значение. Между ними существует некая тайная мистическая связь.
— Да, это верно, — признал дон Гаспаро. — Причем связь настолько сильная, что в случае чего он ради ее спасения даже не остановится перед бунтом против меня.
— Замечательно, что вы видите в нем такую возможность. Однажды она может сослужить нам хорошую службу.
— Возможно, возможно. Вам виднее, дорогой граф, — вздохнул дон Гаспаро. — А вот что касается Хуана…
— А вот, что касается Хуана, то он душевно очень одинок. К сожалению, именно на него падет тот самый ужасный выбор, когда однажды нам придется кем-то пожертвовать, — печально закончил граф.