Внутри у нее клокотал древний ужас, сотканный из недосказанности, молчания, осознания и одиночества. Признаться в нем означало открыть душу. Выставить ее на суд подруги. Но она уже очень давно этого не допускала. И не знала, хотела ли рискнуть в этот раз. Анжелика посмотрела на входную дверь.
– То, что с тобой приключилось, настолько ужасно, что ты избегаешь любого самого простого вопроса?
Анжелика резко обернулась.
– Нет, ничего не произошло. Все совсем не так, как ты думаешь.
– Ну, тогда объясни.
– Все не так просто.
– Ты действительно думаешь, будто то, что нас беспокоит, может быть простым? Я так не думаю. Единственное, в чем я точно уверена: держать все внутри – значит так и не разобраться, в чем на самом деле состоит проблема. Мы все утаиваем, а проблема тем временем питается нашими страхами, становится все сильнее и страшнее.
Так и есть. Это одна из очевидных вещей, которые вдруг осознаешь. Пока Анжелика размышляла о словах Софии, инстинкт взял верх над гордостью и над страхом.
Анжелика прислушалась к своему внутреннему «я», к своей душе. И пока она предавалась размышлениям, мысли становились стройнее. То, что сначала было на уровне интуиции, приобретало ясные очертания.
Могла ли она рассказать, как воспоминания из уже умершего и похороненного прошлого все чаще одолевают ее, замещая собой реальность? Как не хотят оставить ее в покое? Она отмахивается от них. Даже пытается подавить. Но они слишком навязчивы. Слишком волнующи. Мучительные воспоминания, которые время словно отказывается предавать забвению.
Они мешают ей дышать.
Мысли не должны отнимать столько душевных сил. Перед ней была целая жизнь, некогда было предаваться воспоминаниям о прошлом. Ни в настоящем, ни в будущем, которое она с таким трудом строила, эти мысли о прошлом были не нужны.
Может быть, поэтому воспоминания завладели ее снами?
Эта мысль ее поразила.
Анжелика поднесла руку к глазам и потерла их у самой переносицы.
– Мне снятся сны.
София нахмурила лоб.
– Кошмары?
Анжелика покачала головой.
– Нет, нет.
Если бы это были просто кошмары… Тогда их можно было бы рассказать, в этом нет ничего такого. Ей же снились золотые и фиалоковые поля, пчелы, то, как она плавает в бирюзовом море и как она счастлива. Ей снилась Яя, ее Яя, которая знает все о меде и лимонах, поет прекраснейшие песни и зовет ее. В этих снах она что-то пыталась сказать, но Анжелика не могла разобрать, не понимала слов. И сколько ни силилась побежать ей навстречу, догнать, у нее ни разу не получилось.
Да это было и невозможно. Яя умерла, когда Анжелика была еще девочкой.
Она отбросила ту боль, что сжала ей горло и наполнила глаза слезами. Прошло очень много времени, страдания уже поутихли.
Вздох и полная тоски улыбка. Она почувствовала, как подступает воспоминание. Анжелика оттолкнула его, словно волну. Но она устала бороться и уступила.
Сначала перед ней предстали картины, цвета, затем запахи и звуки. Синева моря, можжевельник на ветру, зарево в небе. Эти места она носила в своем сердце, они наполнялись в ней жизнью день за днем. Даже когда ей пришлось уехать, кусочек этих земель всегда оставался у нее в душе.
Сардиния.
За первым воспоминанием последовало второе, третье. А затем подступили эмоции.
Она была так счастлива. Море укачивало ее, она делала долгие заплывы или управляла своей лодкой. Ей нравилось подплывать к невысоким скалам, что тянулись вдоль берега. Нравилось плыть навстречу приливу, уходя далеко-далеко, где изумрудно-зеленый переходил в насыщенно синий и у нее сжималось все внутри от ужаса и очарования.
Она никогда не рассказывала Маргарите о своих заплывах. Хотя Яя позволяла Анжелике почти все, девочка знала, что отплывать на несколько миль от берега не разрешила бы уж точно.
Поэтому это оставалось ее секретом.
Единственным исключением был, конечно, он. Никола Гримальди. Ему она рассказала. Пару раз они даже сплавали туда вместе.
Невольно Анжелика разозлилась. Она пыталась сконцентрироваться на чем-то другом, но Никола не отступал, пробрался в самое сердце ее мыслей.
Тогда он был для нее всем. Другом и возлюбленным. Разницы между этими словами не существовало. Наверное, называть его так было не совсем верно, ведь оба были почти детьми. Но какое еще слово могло описать то, что между ними происходило? Никто так не понимал ее, не любил, как он. Она вспоминала, как они вместе проводили время, как переплетались их пальцы, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. Или как он крепко прижимал ее к себе, потому что вдруг ей становилось холодно. А потом они давали имена волнам, что бились о бухту под домом Яи, и просто так, без малейшего повода, она и Никола смеялись, как сумасшедшие. Просто потому, что были счастливы.