Но даже там … даже там ходят загорелые дочерна граждане с заострёнными палками заместо трости и подбирают оставленный отдыхающими мусор, под неизменное бормотание: «Сколько ж можно?!». И они правы, как всегда.
Идеал
Идеал — это нечто несуществующее в самом деле.
Стремиться к тому, чего нет, равнозначно желанию не быть.
В частности — собой.
Это противно естеству. Это просто — противно!
Автор
Дед покупал пол кило «Мишек», прятал их за шторку бюро, а одну конфету выкладывал на радио, чтобы было чем угостить при случае внуков.
Не всех, а только тех, которых родители не попрекали корпуленцией37.
— О!!! Заходи! Какие конфеты ты любишь? — Радовался моему приходу дед и тянулся за «Мишкой», но моя мать, младшая из детей деда, которой он писал с фронта ласковые письма, строго одёргивала отца:
— Пап! Зачем?! Ему нельзя!
— Ну, раз нельзя… — тушевался, вздыхая дед. Он не считая нужным рушить авторитет дочери, и я, едва ли не со слезами на глазах смотрел, как конфета возвращается на своё место.
Злился ли я на мать в ту минуту? Ещё как! Но показать этого, в виду неотвратимого в ответ наказания, не смел, поэтому силился скрыть, что думаю о ней, но видимо делал это неумело, так как тень скандала, всё одно, надвигалась тучей в мою сторону, распространяясь на всё небо:
— Почему у тебя недовольное лицо? — строго вопрошала родительница, и вместо того, чтобы назвать причину, я изворачивался, будто налим, ибо понимал, что откровенность будет дорого мне стоить:
— Ничего. Так. — выдавливал я сипло через ком от сдерживаемых в горле слёз, но мать настаивала на «правде», которая в любом случае не могла её устроить:
— Чего тебе не хватает! Как тебе не совестно?! И, в конце концов, подойди к зеркалу. Только посмотри на себя! Что ты видишь?! Рыхлый! Толстый! Разве ты похож на идеал? Нет! Ты — жир-трест комбинат! Ты, будто перетянутая бечёвкой колбаса, а не на ребёнок!
Вообще-то я был спокойным, быстро забывал обиды и приходил в доброе расположение духа, но эта гадкая дразнилка и сравнение с колбасой неизменно приводили в исступление. Я чувствовал, как силы покидают меня, сползая от сердца к ступням, что наливались тяжестью. Всё, что прежде удерживало от рыданий, рушилось в момент, и чувствуя себя одиноким более, чем несчастным, я давал волю слезам. По ходу дела вспоминались и другие, снесённые от матери упрёки. К примеру, если я после первого бутерброда с докторской колбасой, тянулся за вторым или матери казалось, что «этот кусок булки толще предыдущего».
С распухшим от расстройства лицом и красными глазами я плёлся за матерью до остановки трамвая, но и там, и по дороге она не прекращала терзать нравоучениями. Единственной маленькой, доступной мне, но право — невольной местью, было то, что кулёк новогоднего подарка пустел наполовину по пути от ДэКа до дома, который располагался в ста метрах от него. Я грыз карамельки вразнобой с шоколадными, не разбирая вкуса. Но это было всего раз в году, слишком мало, чтобы решить — какие конфеты мне нравятся больше прочих.
Неумение матери полюбить меня любым привело к тому, что я, в свой черёд, искренне восхищаясь всем миром вокруг, так и не научился принимать себя таким, каков есть.
Тучные дети — наказание родителям, которые лицемерно превознося содержание, на деле замечают лишь стать, и гонобят38 за несходство с несуществующим, выдуманным раз и навсегда телесным идеалом, что находится в извечной борьбе со многими, далёкими от воображаемых пропорций, безнадежно проигрывая им.
Мелочь
Я был столь неловок, выходя на крыльцо, что зажмурившись из-за солнца и отпрянув от комара, кой возмущённо пищал о чём-то, глядя мне прямо в глаза, пошатнулся, а, сохраняя равновесие, шаркнул подошвой по ступени порога, так что дремавшая там улитка жалобно и безнадежно хрустнула под ногой.
Непритворно горестно охнув, я было отпрянул, но оказалось, что поздно.
Раковина, похожая на чашечку тонкого фарфора в бежевую и розовую полоску, разбилась вдребезги, вместе с будущностью этого нежного, невесомого, безобидного существа.
Иному пустяк, не стоящая внимания мелочь, а по мне…
Редко кто в детстве не сажал себе на ладонь улитку, и, дождавшись покуда та привыкнет к теплу, да не распознав в том угрозы, достанет из раковины резиновые удочки щупалец с маковыми зёрнышками любопытных, близоруких глаз.