То днём, а с противной его стороны…
Сова, оцарапав конёк, спланировала на вишню, по пути позволив, наконец, ветерку тронуть мягкие по краям пёрышки, — не первую уж ночь он докучал просьбами о том. Едва ли заскучав, сова вернулась из сада, и обосновалась поверх печной трубы, как на троне. Решив созорничать, скатилась оттуда, шурша крыльями, к карнизу, и не мешкая перелетела на соседнюю крышу, по пути едва не сбив летучую мышь, что промеряла, — сколь будет саженей от стены до стены.
Дни и ночи неодинаковы, но одинаково хороши. А кто с тем возьмётся спорить, пущай его, что с того. Нас так просто с толку не собьёшь.
Небо в складочку…
Небо в складочку, месяц лодочкой, на удочках ветвей в такт неслышному дыханию земли подрагивают поплавками капли дождя. Погода17, понимаешь, что по всю-то ночь округу трепала, отбивала пыль, да прошлого пятна, не решится никак: бывать ей подоле или уже уйти.
За спиною той погоды прячется рассвет. И солнце в дождевике нетканой пелены седых облаков, хоронясь под случайными навесцами, прыгает с кочки на кочку тучек по тропке дня, пригибаясь низко будто кланяясь склонённым низко деревам, что давно уж сбросили со спины тяжкий груз зимы, а по сию пору тянет долу, ломит все члены, неможется и разогнуться покуда никак.
А весна запустила уже трамвайчики улиток. Ходят они не по минутам, а по часам, не поспешая никуда, зато всюду поспевают вовремя.
Призаняв жару у солнца, на вымощеном камнями берегу красиво льнут друг к другу ужи, струятся серебристыми ручьями, изнеможённые порывами, любуются всё ж, как не собой, в зеркало воды. А из-за их стройных спин туда же глядится и солнце, и облака, и само небо.
После как уже исчерпана до донышка страсть, позволяют себе ужи испить немного из кубка пруда, и обессиленные, опустошенные собственно счастием, укладываются млеть под присмотром солнца.
Туча запуталось, заплутала в кроне дуба. Так не впервой. Тряхнёт дуб кудрями, отцепит тучку, воспарит та, найдёт дорогу домой.
Белой радугой облаков замостили голубое небо. Кисти дерев с разхмаху, да белой по небесам краской, кляксами да перьями, а в виду сумерек снова, как прежде: небо в складочку, месяц лодочкой…
То ли…
Будет ли кто лакомиться ягодами вишни, иль давно уж некому скрипнуть калиткою сада, а всё одно — суетятся шмели подле заневестившихся цветов, пьют допьяна нектар, и извалявшись в пыльце, распевая на разные лады басы, летят в объятия светила, но так и не досягнув, возвращаются к пиршеству. В надежде, что зашуршит однажды неубранная будто с никогда листва под шагами, тронет некая рука ветки, и ухватившись за стебли черешка, сорвёт пару вишенок разом, ибо они всегда вместе и друг без дружки никуда, хотя за щёку, хотя в землю.
Шмель. Ш-ш-шмель. Пускай и вельможа в бархатном кафтане, да с двойной перевязью золотой парчи18, а не брезгает опустить поглубже хоботок. Брать то, что лежит на поверхности — слишком просто, не для его изощрённого, утончённого вкуса. Коли б не красная книжица19, коей потрясает сей важный господин при любом удобном случае, был бы зазван в гости на чай с мёдом, но судя по всему, ему повсегда не до нас, грешных. Тронул с надменным видом травки, рассудил, что покуда махоньки, на вишню цветущу глянул, где гудели, празднуя весну, его сотоварищи-гусары, лесные20 с садовыми21, и, не прикрыв за собою калитку, слился с поляной.
Курносые, востроносые и вездесущие земляные пчёлы, что при важном, особенном шмеле не смели казать носы из своих норок, тут же проявили себя мелким гудением крыл и простительной, понятной вполне суетливостью, что одолевает каждого, в ответ на робкие попытки солнца припомнить, как оно было во дни оны22.
Шмели же, те, что расположились в вишнях и казались весёлыми больше, чем были в самом деле, со вниманием присматривались к телодвижениям пчёл, разгадывая шарады, наградой в которых за умение доискаться истины был не поцелуй, но новые чашечки цветов, полные нектара.
— Как ты нехорошо кушаешь.
— Чего, ба?
— Видишь, сколько у тебя мякоти на косточках остаётся? Надо их чистыми на блюдечко выкладывать. Вишенка старалась, шмели с пчёлками трудились… зря, что ли? Обидятся…
— Не зря! — пугаюсь я шмелиного гнева, и принимаюсь возить языком, отчищая вишнёвые косточки. — Ба! Так правильно? Теперь хорошо?
19
Армянский шмель (Bombus armeniacus) занесён в Красную книгу многих регионов, редкий вид