Выбрать главу

Ювенал, игравший для своего времени роль Кассандры и Хикки10, недвусмысленно это описывает:

Стоит труда изучить хорошенько, что делают жены,Чем они заняты целые дни. Если ночью ей спинуМуж повернет – беда экономке, снимай гардеробщикТунику, поздно пришел носильщик будто бы, значит,Должен страдать за чужую вину – за сонливого мужа:Розги ломают на том, этот до крови исполосованПлетью, кнутом (у иных палачи нанимаются на год).Лупят раба, а она себе мажет лицо да подругуСлушает или глядит на расшитое золотом платье;Порют – читает она поперечные строчки на счетах;Порют, пока палачам изнемогшим хозяйка не крикнетГрозное «вон!», увидав, что закончена эта расправа11.

Нежная любовь имела мало шансов расцвести в подобной атмосфере. Мужчина, привыкший считать развод и адюльтер нормальным жизненным явлением, и женщина, чьи понятия о развлечении сводились к наблюдению за стаей диких зверей, разрывающих в клочья величественного полуобнаженного гладиатора, вряд ли были знакомы с приятными ласками даже простой любви.

Почти все нам известное о латинской любви связано с знаменитостями. Вряд ли простым людям, по крайней мере городским, успешнее удавалось переводить любовь в высокий план, чем их известнейшим соотечественникам.

Практически все тонкости образа жизни принесли в Рим греки, рабы или бывшие рабы, служившие в римских семьях профессиональными учителями, врачами, секретарями, экономами.

Простым людям приходилось довольствоваться рабским трудом полудикарей. Может быть, представлению среднего человека о романтическом рае отвечал бордель. Чуть ли не на каждой римской улице стоял дом, помеченный знаком алого фаллоса.

Грубость римской любовной жизни усиливалась фактическим признанием разврата и промискуитета12 не моральными прегрешениями, а едва ли не добродетелями.

Заимствовав греческую Афродиту, богиню безнравственности, римляне превратили ее в Венеру, богиню распутства. Показательно, что ее храмы были крупнейшими и самыми многочисленными в каждом построенном или оккупированном римлянами городе.

Похоже, Венера поощряла обман и интригу как самую суть вдохновенной любви. Большинство римских великих любовных историй связаны с похотью к чужой жене.

Волновало в них не предчувствие обнаружения этого мужем, а интерес жены к одному или многим мужчинам помимо любовника. Конец обычно циничен: женщина дарит своей благосклонностью почти любого желающего, или мужчине все это надоедает и он находит другую женщину, достойную домогательств, с разумной уверенностью в успехе.

Подобная атмосфера не годится для бессмертной любви. В страсти одновременно смешиваются желание и ненависть. Классический любовный поэт Катулл так описывал отношение римлян к любви:

Да! Ненавижу и все же люблю!Как возможно, ты спросишь?Не объясню я. Но так чувствую, смертно томясь.

(Пер. А.Н. Пиотровского)

Несомненно, римские женщины очень старались выглядеть привлекательно, но исключительно для любовников. Ювенал писал о богатой женщине:

Что может быть несноснее, чем… богатая баба.Видом противно лицо, смехотворно, от множества тестаВспухшее все, издающее запах Поппеиной мази, -Губы марает себе несчастный муж в поцелуе.С вымытой шеей она к блуднику лишь пойдет: разве домаХочет казаться красивой она? Блудникам – благовонья!Им покупается все, что пришлют нам инды худые.Вот показала лицо и снимает свою подмалевку, -Можно узнать ее; вот умывается в ванне молочной.Ради которой она погнала бы ослиное стадоДаже в изгнание вплоть до полярных Гипербореев.Это лицо, что намазано все, где меняется столькоСнадобий разных, с припарками из подогретого тестаИли же просто с мукой, – не лицом назовешь ты, а язвой.

По свидетельству Плиния, почти миллион в год уходил на Восток на покупку духов и драгоценностей для изысканного туалета римской дамы.

Он также негодует на новые костюмы, заимствованные с острова Кос и шокировавшие старомодных римлян, замечая, что эти шелковые одежды нельзя назвать одеждами, ибо они не защищают ни тело, ни скромность женщины, которую вполне можно считать голой. И добавляет, что покупают их за большие деньги в неизвестной стране исключительно для того, чтобы женщины могли продемонстрировать всему миру столько же, сколько демонстрируют в спальне любовникам.

Городские бани (термы) были отлично известным местом встреч тайных любовников и в целом ассоциировались с распущенностью и аморальностью всех сортов. Допускалось совместное купание, причем купальные костюмы носили только женщины. Естественно, признает Плиний, «бывали предосудительные случаи».

Ювенал оставил описание культа Bona Dea – Доброй богини. Кажется, эта богиня была чисто женской, почитаемой женщинами. Во время ритуалов в ее честь хозяину следовало уйти из дому, оставив женщин одних.

Ювенал сокрушается о падении римской религии, возлагая вину за это на безрассудную эмансипацию предающихся пьянству женщин:

Нежит богатство, – оно развратило роскошью гнуснойВсе поколение: нет забот у прелестницы пьяной;Разницы меж головой и ногами своими не видитТа, что огромные устрицы ест в полуночное время,В час, когда чистый фалерн дает благовониям пену,Пьют из раковин все, когда потолок закружится,Лампы двоятся в глазах, а стол вырастает все больше.

Вот еще сцены, которые устраивали почитательницы Bona Dea:

Знаешь таинства Доброй Богини, когда возбуждаютФлейты, и рог, и вино их пол и менады ПриапаВсе в исступленье вопят и, косу разметавши, несутся:Мысль их горит желаньем объятий, кричат от кипящейСтрасти, и целый поток из вин, и крепких и старых,Льется по их телам, увлажняя колени безумиц……То не притворства игра, тут все происходит взаправду,Так что готов воспылать с годами давно охладевшийЛаомедонтов сын, и Нестор – забыть свою грыжу:Тут похотливость не ждет, тут женщина – чистая самка.Вот по вертепу всему повторяется крик ее дружно:«Можно, пускайте мужчин!» Когда засыпает любовник.Женщина гонит его, укрытого в плащ с головою.Если же юноши нет, бегут за рабами; надеждыНет на рабов – наймут водоноса; и он пригодится.

Грубое римское отношение к любви и браку было искажением древней добродетели. Основавшие Римскую империю племена славились непреклонностью и отвагой. Они возделывали свою землю и храбро сражались, защищая ее от вторжения.

Брачный союз у них, как у всех примитивных жизнедеятельных народов, устраивал клан с единственной целью – соблюсти интересы клана, нисколько не думая о чувствах пары, получившей приказ вступить в брак.

Наверняка первые римские жены были столь же неинтересными, как их преемницы через века. Но они усердно трудились, блюли дисциплину, вполне могли руководить хозяйством и семьей в отсутствие мужчин, которые вскоре стали участвовать в военных кампаниях, на много месяцев уводивших их за пределы Италии на Восток и на Север.

Племенной моральный кодекс был суровым. Оставшиеся мужчины не смели тронуть жену солдата, а если решались на это, женщина добровольно лишала себя жизни. Честь племени значила больше жизни отдельного человека.

Обычай самоубийства сохранялся на протяжении всей долгой истории Рима. Мужчины и женщины убивали себя ради чести семьи, клана или государства. Но мало кто решился бы на это из-за безответной любви.

Сначала римлянин, муж и отец, обладал верховной властью. Римская женщина, подобно своим греческим предшественницам, проводила первую часть жизни под присмотром отца, имевшего право держать ее взаперти, выпороть, продать в рабство или убить. После замужества муж получал над ней почти такую же власть, позволявшую решать вопрос жизни и смерти.

вернуться

10

Хикки Уильям (1749-1830) – английский писатель, автор занимательных «Мемуаров».

вернуться

11

Эта и последующие цитаты из Ювенала: Сатира шестая/Пер. Д. Недовича и Ф. Петровского.

вернуться

12

Промискуитет – ничем не ограниченные отношения между полами в отсутствие каких-либо норм брака и семьи.